Глен Кук - Черный отряд. Тени сгущаются

В нашу сторону поползли облака дыма — солдаты жгли казармы и здание штаба. Капитан пробормотал:

— Костоправ, пойди проследи, чтобы эти дурни не подожгли лес.

Я встал, подхватил свою сумку и пошел на шум.

Повсюду валялись тела. Придурки мятежники, должно быть, чувствовали себя в полной безопасности, потому что даже не окружили лагерь частоколом или рвом. Тупицы. Это первое, что следует сделать, даже если знаешь, что на сто миль вокруг нет ни единого врага. Крышу над головой сооружают потом. Лучше промокнуть, чем стать покойником.

Пора мне привыкнуть к подобному зрелищу. Я уже давно с Отрядом, и вид последствий сражения тревожит меня меньше, чем следовало бы, — я прикрыл уязвимые места моей морали пластинками брони. Но я до сих пор стараюсь не смотреть на худшее.

Ты — тот, кто сменил меня и теперь пишет эти Анналы, — теперь уже понял, что у меня не хватает смелости записывать I всю правду о нашем отряде мерзавцев. Ты знаешь, что они злобны, жестоки и невежественны. Они откровенные варвары, воплощающие в жизнь свои самые жестокие фантазии, и их поведение кое-как смягчается лишь присутствием нескольких достойных людей. Я редко отображаю эту особенность Отряда, потому что эти люди мои братья, моя семья, а в детстве меня научили не говорить скверно о родственниках. Старые уроки забываются труднее всего.

Ворон смеется, читая мои записи. Он называет их «сиропчиком со специями» и грозится взять Анналы в свои руки и записывать рассказы о происходящем так, как все представало перед его глазами.

Суров этот Ворон. Насмехается надо мной. А кто это там носится по разгромленному лагерю и вмешивается всякий раз, когда у солдат возникает желание немного развлечься пытками?

Кто возит за собой десятилетнюю девочку на старом смирном муле? Не Костоправ, братья. Не Костоправ. Костоправ не романтик. Этот душевный порыв зарезервирован за Капитаном и Вороном.

Естественно, Ворон стал лучшим другом Капитана. Они частенько сидят рядом, словно два валуна, и ведут такие же беседы, какие вели бы два валуна. Их интересует лишь компания друг друга.

Ильмо возглавляет поджигателей — наших братьев не столь юного возраста, уже успевших удовлетворить голод по женской плоти. Те, кто еще шворит повсюду плененных дам, — по большей части наше молодое пополнение.

Они дали мятежникам хорошее сражение под Розами, но враг оказался слишком силен. Тогда против нас выступила половина Круга Восемнадцати, а на нашей стороне были лишь Хромой и Меняющий. Эта парочка потратила куда больше времени на взаимный саботаж, чем на попытки противостоять Кругу. В результате разгром — самое унизительное поражение Госпожи за последние десять лет.

Как правило, Круг по большей части сохраняет сплоченность. И они не тратят на взаимную грызню больше энергии, чем на врагов.

— Эй, Костоправ! — позвал Одноглазый. — Повеселись с нами!

Он швырнул горящий факел в распахнутую дверь казармы. Здание мгновенно взорвалось, тяжелые дубовые ставни сорвало с окон. Язык пламени окутал Одноглазого, он тут же отскочил. Курчавые волосы под полями его занюханной плоской шляпы затлели. Я свалил его на землю и, энергично шлепая Одноглазого одолженной у него же шляпой, загасил ему волосы.

— Ладно, ладно, — проворчал он. — Тебе вовсе не обязательно с таким пылом браться за дело.

Невольно улыбнувшись, я помог ему подняться:

— Ты цел?

— Да так, слегка обжегся, — признался он, напуская на себя ту фальшивую величавость, что присуща котам, совершившим какую-нибудь выдающуюся глупость. Нечто вроде: «Именно это я и собирался давным-давно сделать».

Пламя ревело, взметая с крыши горящие соломинки.

— Капитан послал меня проследить, чтобы вы, придурки, не запалили лес, — сообщил я.

Тут как раз из-за угла горящего дома вышел Гоблин, и его широкие губы растянулись в ехидной ухмылке.

Едва заметив его, Одноглазый завопил:

— Ах, червивые твои мозги! Так это ты подстроил мне пакость!

Испустив душераздирающий вопль, он начал приплясывать. Рев пламени стал более басовитым, а пляска огненных языков приобрела ритмичность. Вскоре мне показалось, что я различаю чью-то фигуру, корчащуюся в пламени за окном.

Гоблин тоже ее увидел. Его ухмылка исчезла, он сглотнул, смертельно побледнел и тоже принялся плясать. Теперь оба колдуна что-то завывали и пронзительно вопили, полностью игнорируя друг друга.

Корыто с водой извергло свое содержимое, которое описало в воздухе дугу и выплеснулось на пламя. Следом взвилась в воздух вода из бочки. Рев пламени стал тише.

Одноглазый подскочил поближе и начал тыкать пальцем в Гоблина, пытаясь нарушить его сосредоточенность. Тот отмахивался, уклонялся и попискивал, не прерывая танца. В пламя выплеснулась новая порция воды.

— Какая парочка!

Я обернулся. Подошедший Ильмо любовался представлением.

— И то верно, — согласился я.

Вопящие, завывающие и дерущиеся, Гоблин и Одноглазый словно олицетворяли своих собратьев по ремеслу более крупного масштаба. Разница заключалась лишь в том, что накал их вражды не поднимался и до половины той непримиримой ненависти, что существовала между Меняющим и Хромым. Если копнуть поглубже, легко увидеть, что Одноглазый и Гоблин друзья. Среди Взятых же друзей нет.

— Хочу тебе кое-что показать, — сказал Ильмо. Я знал, что больше он ничего не скажет, поэтому кивнул и пошел за ним.

Гоблин и Одноглазый продолжали дуэль. Кажется, Гоблин брал верх. Пожар меня больше не беспокоил.

— Ты умеешь разбирать эти северянские закорючки? — спросил Ильмо. Он привел меня в здание, где располагался штаб всего лагеря, и показал на кучу бумаг, которую его люди свалили на пол явно для растопки очередного пожара.

— Думаю, что разберусь.

— Может, отыщешь что-нибудь в этом хламе?

Я наугад вытянул из кучи лист. Это оказалась копия приказа одному из батальонов армии мятежников: тайно проникнуть в Лорды и укрыться в домах сочувствующих горожан до того момента, когда поступит приказ напасть на защитников города изнутри. Бумага была подписана именем «Шепот», и к ней прилагался список адресов.

— Еще как отыщу! — ахнул я. У меня внезапно перехватило дыхание. Один только этот приказ разоблачал полдюжины секретов мятежников и намекал еще на несколько. — Еще как, — повторил я, хватая следующий лист. Как и первый, то был приказ очередному отряду. Как и первый, он проливал свет на текущую стратегию мятежников.

— Позови Капитана, — велел я Ильмо. — Прихвати Гоблина, Одноглазого, Лейтенанта и всех, кому здесь следует находиться…

Должно быть, вид у меня был зловещий, потому что на лице Ильмо, когда он меня прервал, появилось какое-то странное, нервное выражение: