Токацин - Чёрная река

«Мне туда, вроде, по пути,» — подумала Кесса, высматривая в полутьме очередной светильник. «Поднимусь и поснимаю все колпаки! На такой лестнице в темноте бродить опасно. Говорили же мне о путеводных огнях Нуску! Ему они угодны? Ну вот, я зажгу ему много огней!»

Хихикнув про себя, она преодолела несколько ступеней. Последний церит, самый крупный и яркий, таился во мраке над дверью, и Кесса, подбросив на ладони водяную стрелку, сбила с него колпак. Серебряный свет залил лестницу от двери до подножья, и Речница прикрыла заслезившиеся глаза, а когда проморгалась — увидела фреску, растянувшуюся на полстены, и забыла обо всём.

Тут было Древо Миннэна — огромное, ветвистое, всё в серебряной листве, и за ним вздымались крепостные стены с воинами на них. А у корней Древа на куче папоротника лежала горка яиц, и их обвивало пернатым хвостом огромное существо — зурхан. Страшные когти он прижал к бокам, вполглаза приглядывал за гнездом, а из его пасти торчала ветка Древа. Мимо, не замечая ни чудища, ни его гнезда, шли эльфы — кто с огромной рыбиной, кто с окороком, кто с вязанкой дров, а кто с гроздьями ягод. Воин в бирюзовом плаще смотрел на это со стены и хмурился, но по другую сторону Древа кто-то приплясывал с погремушками, и на лицах тех, кто шёл внизу, печали не было.

«И не боятся же!» — покачала головой Кесса, высматривая кровь на когтях или следы побоища. Но зурхан был донельзя мирным — то ли ветки Древа ему понравились, то ли место для гнезда пришлось по вкусу. «Интересно, что это была за история? Они взаправду пустили в замок пернатого ящера?»

Некому было ей ответить, а тяжёлый короб за спиной напоминал о том, что путь её лежит совсем в другой стороне, и там уже заждались свежих грибов. С сожалением оглянувшись на фреску, Речница сбежала вниз по ступеням. Яркий белый огонь так и горел на лестнице, и зурхан косился зеленоватым глазом, как будто и он видел Кессу и знал, что она его гнездо не тронет.

…Ливни унялись — Речница не знала, надолго ли, но ветер свистел над башнями, разгоняя облака, и то и дело на замок проливался ослепительный свет. Солнце, спрятанное за тучами, исподволь набирало огненную мощь и наливалось жаром, — там, куда падали его лучи, пар столбом взвивался к шпилям башен. Реки, вздувшиеся от весенних ливней, клокотали под самыми стенами, в лесу верещали, ревели и выли на все голоса, но всё заглушал гомон эльфов, обступивших берега, и плеск серебряных чешуйчатых спин в волнах. Косяки огромных рыб прорывались вверх по течению, и реки вставали и шли вспять. Кесса, затаив дыхание, смотрела на них со стены, — на рыбьи стаи, и на эльфов с переполненными корзинами, и на кипящую воду, и на Речных Драконов, змеящихся над волнами. Они резвились, вылетая из реки и вновь ныряя, били хвостами по воде. Кесса видела их и смеялась от радости — что бы ни творилось у Бездны, реки всё же проснулись, и живущие в них снова добры и щедры к прибрежным народам.

— Что там за ры-ы-ыба? — крикнула странница авларинам, волочащим длинную корзину к погребу. Из распахнутых дверей пахло рыбой, рассолом, дымом коптилен и пряными травами, двор усеяла блестящая чешуя, и выбравшиеся на свет шонхоры так объелись потрохами, что даже с башни на башню перелетали с трудом. Под стеной, волоча за собой полусъеденную рыбью голову, прокралась агюма.

— Ярга! — крикнул один из эльфов. — Ярга идёт на нерест! Хаэ-эй! Дети Намры! Быстрее, к воде её! Где чашки?!

— Не вопи ты так, успеем, — пропыхтел один из юнцов, подхвативших корзину. Плетёнка трещала и раскачивалась, — рыба была жива, била хвостом, да так, что эльфов швыряло из стороны в сторону.

— Ай! — Кесса, коснувшись стены, придавила крохотную, но уже весьма жгучую канзису и отдёрнула руку, дуя на ожог. — Откуда опять налетели медузы?! Только что их не было!

Маленькие канзисы реяли над двором, ветер пригоршнями кидал их на крыши, и они распускали щупальца во влажном воздухе, выцеживая невидимую мошкару. Кесса стряхнула двух медузок с плеча и покачала головой. «Где, всё-таки, они зимуют? Той осенью я мелочи не видела, а сейчас — ни одной крупной…»

Шелестящий вздох, приглушённый расстоянием и ветвями деревьев, долетел из-за стены, и Кесса, вздрогнув, впилась взглядом в тёмные заросли. Перистые листья, склонившиеся к самой воде, раскачивались, и не от ветра, — что-то огромное ворочалось в них, и вода под ними клокотала. Серебряные рыбы, ничего не замечая, прорывались к верховьям, толкаясь боками и едва не вылетая на берег, и одна из них на миг замерла в воздухе, нанизанная на длинные изогнутые когти. Лапа показалась из ветвей на долю мгновения — и исчезла в зарослях, унося добычу. Листья закачались вновь.

— Сссу-у-урх… — шипение, переходящее в рокочущий вздох, пронеслось над лесом, и Кессе померещилось, что ветки заколыхались и на дальнем берегу, и там зарокотали в ответ.

«Пернатые холмы!» — Кесса, зябко поёжившись, бросила взгляд на безмятежных эльфов. Они будто и не слышали ничего. Двое погонщиков заталкивали во двор недовольную алайгу, нагруженную корзинами с живой рыбой, алайга то и дело вскидывала голову и испускала трубный рёв, — она была стара, и ей хотелось дремать на тёплых камнях, а не таскать тяжести. Кесса повернулась к прибрежным папоротникам — они ещё раскачивались, и ей привиделась большая серая тень, склонившаяся над водой.

…Следы ночного ливня высохли ещё ранним утром, к вечеру собиралась гроза, но пока она неуверенно громыхала за горизонтом — и все, кто мог, сбежались к реке, и то и дело к погребам тащили наполненные корзины. Будто и без того во дворе не было тесно, там собрались, вытащив из замка узлы с припасами, Яймэнсы. С шипением и клёкотом они обвешивались поклажей, кто-то заглянул в башни, чтобы попрощаться с эльфами, — хески улетали. Кесса смотрела на них, удивлённо мигая, — ей казалось, что в замке их гораздо больше, и тут не было никого из детей…

— Теперь мне можно вернуться в Залу Сна? — спросила Кесса у Вейниена. Тот хмыкнул.

— Сейчас-то? Там полно гнёзд с яйцами. Смотри! Никто из женщин не улетает, никто из детей не улетает, и все старики остаются у нас. Там сейчас большое гнездовье. К ним только Риланкоши заглядывает, и то — если зовут. Тебе не нравится в Зале Клинков?

— Сны там снятся странные, — пожаловалась Кесса. — А утром я их не помню.

— Значит, это пустое, — махнул рукой авларин. — Весной, когда боги просыпаются, всякое мерещится. Хаэ-эй! Куда летишь?!

Во двор, едва не сбив с ног замешкавшегося Яймэнса, ворвалась алайга — и встала на дыбы, мотая головой и ревя во всю глотку. Всадник, едва усидев в седле, принялся хлопать её по загривку, подбежавший авларин, прикрикнув на него, отобрал поводья и повёл ящера в стойло. Всадник, подхватив седельную суму, спрыгнул на мостовую. В суме забрякало.