Токацин - Чёрная река

— Загонял ящерку, — нахмурился Вейниен, преградив ему дорогу. — Не мимо заводей ехал? Если Иллингаэн тебя видел, лучше прячься в подвал!

— Вот ещё, — фыркнул эльф. — Ящеры тоже любят размять лапы. Не решил же ты, что я его мучил?

Он окинул недовольным взглядом свою одежду и стал отряхиваться — к его штанам прилипло немало почерневших листьев, а сапоги перемазались в сером иле. Такая же грязь проступала и на брякающей сумке.

— За камешками ездил, — усмехнулся авларин, перехватив взгляд Кессы. — Закончились.

— Камешки? Пёстрые камешки с верховий? — встрепенулась та. — Покажешь?

— Да, они, — кивнул эльф, запустив пятерню в сумку. — Галька со дна древней реки.

На его ладони заблестели мокрые камни — маленькие, едва ли с фалангу мизинца, покрытые тёмно-зелёной коркой ила, но под грязью — непривычно яркие. Один из них, нежно-розовый, был покрыт жёлтыми и чёрными крапинами, другой — серый и невзрачный на вид — покрывали красноватые разводы, ещё один был тёмно-красным в россыпи неровных чёрных крапинок… Кесса тронула его пальцем, стирая ил, но зелёная грязь не поддалась.

— Самоцветная галька! — покачала головой Речница. — Я такое видела в книге. Драгоценная яшма…

— Камешки древней реки, — нахмурился эльф. — Много там бродит искателей драгоценностей. А мы потом спотыкайся об их кости. Просто камешки… Нет, не скреби, — этот ил на них давно, и так просто его не стереть.

… - Хэ! — воскликнул рыжий авларин, подбрасывая над столом рыбий хвост. Чёрная молния сорвалась с колонны, сцапала угощение на лету и прилепилась к дальней стене. Второй шонхор, запоздавший с прыжком, разочарованно крикнул и шмякнулся на стол, едва не опрокинув полупустой кувшин.

— Пшш! — другой авларин смахнул его со стола, подхватил сосуд и заглянул внутрь. — Кесса! Куда это годится?! Твоя чаша пуста!

— Не-не, мне хватит, — помотала головой Речница, накрывая чашу ладонью. — Сильны же вы в питье!

Маленькая зубастая пасть протиснулась под её локтем, вцепилась в недоеденную рыбину и шмыгнула обратно под стол. Кесса махнула рукой, но поймала лишь воздух.

— Это они так сидят на яйцах? — фыркнула она на эльфа-соседа, поддевая на вилку клубок варёных побегов папоротника.

— Это те, кому гнезда не досталось, — ответил авларин без тени усмешки. — Не злись на них — беднягам надо чем-то утешиться! Хэ! Лови!

Он подбросил к потолку варёного рачка, и шонхор, поймав снедь на лету, распластался на колонне и зачавкал. Шелест, скрежет, шорох и скрип летели из открытых окон, выходящих во двор, — Древо Миннэна шумело, серебрясь молодой листвой, и по его ветвям и корням сновали пернатые тени. Кесса покосилась на окно, однако увидела лишь навесы, плетёные стены, молодые побеги, вставшие стеной, — зелёное море колыхалось и шумело, но не открывало своих тайн. «Похоже, изо всех окон только это и видно,» — озадаченно думала странница. «Третий день хочу подойти к дереву — и не получается! Что меня в этот-то раз отвлекло?»

Служитель прошёл вдоль стола, оставив Детям Намры полную миску крапчатых яиц, и Кесса встрепенулась. «Вот это дело!» — подумала она, сглотнув слюну. «Прямо как в Фейре, когда гнездятся чайки! Жаль, миска далеко…»

Одна из эльфиек поднялась из-за стола, взяла яйцо и села на место. Её соседи зашептались, одобрительно усмехаясь. Ещё двое дотянулись до угощения — шёпот усилился. Кесса озадаченно мигнула.

— Можно и мне? — спросила она у соседа. Тот резко повернулся к ней и странно булькнул, будто слова застряли в горле. Пожав плечами, Речница взяла из миски яйцо и, пробив скорлупу, выпила содержимое. Оглядевшись, она вновь мигнула — теперь все смотрели на неё, и шепотки за столом смолкли.

— Иллингаэн! — рыжий эльф повернулся к предводителю. — Что ты молчишь?! Кто и как?!

— Нет, — коротко ответил тот. — Мы все бы заметили. Забудь. Не мешай знорке есть. Там свои обычаи.

— Вы о чём? — мигнула Кесса. — Что не так?

— Зачем ты ешь яйца? — спросил рыжий эльф. — Ты чувствуешь в себе болезнь? Кости у тебя целы, расти тебе поздно…

— Ох ты! А те, кто не болен, не едят яиц? — Речница ошарашенно смотрела на него. — А эти девы…

— Жёны, — поправил авларин. — Те, кто болен, те, кто растёт, и те, кто носит плод. Ты, хвала Намре, не то, не другое и не третье. Возьми лучше папоротника! Нельзя так пугать…

Пернатая морда вновь пролезла под локтём Кессы и ухватила побег папоротника, но, поняв ошибку, недовольно заскрипела. Речница шлепком смахнула ящера со своего колена и поспешно набила рот папоротником, уткнувшись взглядом в тарелку. «Ох уж эти мне обычаи!» — думала она, чувствуя, как уши багровеют. «Предупреждать надо…»

…Двор, пропахший рыбой и усыпанный чешуёй, шелестел, скрежетал и пищал на все лады, и вроде бы ничто не преграждало путь к Древу Миннэна — новую стену под ним не построили — но на дороге попадались то бочонки, то вывернутые корни, то сложенные доски для навеса… Переступив очередную преграду, Кесса пригляделась к ней и сгоряча помянула Вайнега.

— Этот тюк третий раз под ноги лезет! Он что, живой?!

Она оглянулась и помянула Вайнега вновь — расстояние между ней и угловой башней не увеличилось и на шаг, а Древо не приблизилось и на ноготь мизинца.

— Хаэ-эй! — крикнули ей из-под навеса. — Кесса, брось тюк — он для тебя тяжёл!

— Знаю! — ответила она. Ветка над головой закачалась, осыпав её дождём мелких канзис, перьев и чешуи. Речница пригнулась, спасаясь от шишки, хотела придержать ветку — и встретилась взглядом с чёрной харайгой.

Гнездо ящера — хитро свёрнутые листья, проткнутые прутьями — лежало на развилке ветвей, и существо распласталось поверх, прикрыв сооружение оперёнными лапами. Кесса замерла, но тут же поняла, что харайга её не видит — ящер, повертев головой, успокоился и снова лёг. Речница пощупала крошечное клеймо под ключицей, неуверенно хмыкнула и зашла с другой стороны, протянув руку к хвосту харайги. Ящер не шелохнулся.

«На удачу…» — закусив губу, Кесса дотянулась до макушки харайги. Яркий хохолок был прижат к голове, круглые глаза настороженно блестели, но зубы не сомкнулись на пальцах Речницы — ящер только встряхнулся, будто скидывал с головы прилипший листик. Чёрные перья блестели под рукой.

— И тебе пусть будет удача, — прошептала Кесса, погладив существо по «крылу». Длинные перья с красноватым отливом прорастали из плеч — слишком короткие, чтобы поднять в небо, но голову под ними можно было спрятать. Ящер недовольно зашевелился, наклонил голову, высматривая надоедливый листок или насекомое — что-то, что дотрагивалось до его оперения.

«А ведь этот зверь, если встанет, будет с меня ростом,» — по спине отступившей Кессы запоздало пробежал холодок. «И когти у него — с пол-ладони… Хорошо, всё-таки, что у нас в Фейре они не живут!»