Мария Виноградова - Тёмные времена

А потом все изменилось. Рухнуло в одночасье. Временные потоки лучами пронзили податливую плоть Ничто, вспыхнули, подобно солнцу, и появилось средоточие Разума.

Книга Судьбы.

Единая во всех реальностях. Пишущая сама себя, неподвластная никому, кроме Избранных.

И сущности оказались заперты в клетке между границами возникающих и развивающихся Миров. Глухая злоба овладела бессмертными существами; безумие выплеснулось ненавистью ко всему живому.

Их назвали Иными. Стоило только истончиться прозрачной стенке их темницы, как они с воем вырывались наружу, и тогда беда ждала Мир, в который прорвался Хаос.

Хранитель был неусыпным и могучим стражем, охраняющим изнанки Миров. Вооруженный мощью всех Миров, мудростью, собранной в единой Таинственной Библиотеке, он противостоял жутким безумным тварям, которые, одержимые злобой, рвались туда, где маленькими искорками билась жизнь.

И были в Мирах Его наместники, что следили за Иными, не давали им проникнуть в уязвимые реальности, а коли случалась беда — призывали Хранителя, побеждали созданий Пустоты, выдворяли обратно в Межмирье.

Твердыня Мира Ранессы — Святое Аббатство. Нерушимой скалой стоит оно, сдерживает враждебные сущности, ибо Сила, сокрытая в его стенах, подвластна лишь немногим. Семерыми называют их, и бесконечна их мощь в пределах этого Мира.

— Если с Тварями все более-менее понятно, то к чему тут упоминание Семерых — не понимаю, — нахмурился Ролло.

— Они — наместники Хранителя, — пояснил Исэйас, но в его глазах Хес увидел недоумение. — И если случается беда, то они должны призвать его, дабы он справился с напастью… Только вот тот священник говорил о точно противоположном — Семеро и приказали впустить Тварей в наш мир.

Послушник замолчал, окончательно запутавшись.

Хес стоял, опершись на стол, и в памяти начали вспыхивать несвязные образы. Что-то было в этом все до боли знакомое…

— Может, нам стоит спросить обо всем у того, кто посвящен? — охотник оттолкнулся и отряхнул руки. — Нанесем визит вежливости епископу Морраду.

— Десебел будет в ярости, — заметил Ролло, но особо не возмущался — руки так и чесались намылить шею проклятому святоше.

— Когда король официально одобрит роспуск Святого Ордена, то нам ничего не достанется — всех виновников переведут в темницы резиденции, — Хес прищурился и щелкнул пальцами. — А мы сейчас просто с ним… поговорим.

Исэйас только тяжело вздохнул и повертел головой — весь плечевой пояс ломило от постоянного сидения в одной и той же позе, причем достаточно травматичной для позвоночника. Сомнений в том, что епископ не досчитается пары десятков зубов после «разговора» Хеса, у послушника не было.

Они вновь были на Тропе. И вновь Исэйас наблюдал чарующую картину совершенно нездешней природы, только вот сейчас она была немного иной, нежели буквально несколько часов назад.

На бархатном небе клочьями серой грязи появились облака: неживые, стальные, словно прорубленные дыры в совершенном покрове ночи.

Хесу это очень не понравилось. Исэйас видел, как он посмурнел лицом и поманил к себе Ролло. Что-то тихо сказал ему, жестикулируя, и оборотень понятливо закивал. Повернувшись к послушнику спиной, опустил голову вниз, и по телу дрожью прошла волна трансформации — тяжкая и, видимо, болезненная. Желтизна глаз сверкнула в необычном свете Тропы, а жесткая шерсть словно поседела, высеребренная лучами двух лун.

Надо сказать, что в боевом облике Ролло выглядел страшно. Какой-то первобытный ужас захлестывал душу при одном взгляде в жуткие, нездешние и нечеловеческие глаза, сейчас полные тщательно скрываемого ликования — зверь наконец-то обрел практически полную свободу действий и сейчас наслаждался полученным глотком свежего воздуха.

Исэйасу недолго пришлось недоумевать по поводу того, почему же Хес попросил Ролло принять измененный облик — не до вопросов стало, когда Твари заступили дорогу троим отчаянным путешественникам.

Если в прошлый раз они тенями скользили за путниками, пробовали воздух влажными носами, осторожно, опасливо, но настойчиво, то сейчас эти существа явно почувствовали за собой силу, или же их стало в разы больше. Уже через четверть часа хода по Тропе они решились напасть.

И тогда Исэйас впервые увидел чары Хеса в действии.

Он никогда не представлял себе магию такой… безумно прекрасной. Разноцветный вихрь нитей ворожбы плотным коконом охватывал тонкую фигуру охотника, и Хес атаковал не только серебрящейся в лунном свете сталью, которая поблескивала и шипела, словно живая. Смертоносные нити гибкими плетями захватывали врагов в силки, со звоном разрывали плоть, бешеными огненными вихрями вспыхивали, окружая охотника пламенным щитом.

А рядом с ним бился Ролло в обличии баггейна. Стремительный, столь же опасный, как и те Твари, против которых они сражались. За движениями когтистых лап было очень сложно уследить, а на искривленных метаморфозами губах играл хищный оскал; в золотых глазах полыхало звериное бешенство и наслаждение схваткой, запахом льющейся крови, отчетливым страхом Тварей, не ожидавших встретить столь страшных противников.

Исэйас старался держаться подальше от места битвы, но враги постоянно перемещались, заставляя обороняющихся Хеса и Ролло передвигаться. И как бы ни следил охотник за тем, чтобы послушник не остался беззащитным против существ, с которыми ему не сладить, все же отвлекся, вытаскивая Ролло из передряги, в которую оборотень столь некстати попал, не заметив врага, подобравшегося сзади.

Когда перед пареньком оказалась жуткая, оскаленная морда, на которой злобно сверкали подозрительно разумные ядовито-зеленые глаза с вертикальным зрачком, он застыл, ощущая дыхание смерти в нескольких дюймах от себя, не в силах пошевелиться, скованный ужасом. Дыхание сперло, в горле образовался ком, а ноги отказались повиноваться — послушник врос в землю, ощущая только, как тонкими струйками за шиворот сочится болезненный холод.

Тварь неожиданно остановилась, недоуменно потянула носом, словно не совсем понимая, кто перед ней — друг или враг. Впрочем, Исэйас сомневался, что у этих существ существовало такое понятие, как дружба — скорее, принадлежность к стае, «свой». И по какой-то, совершенно не понятной ему причине, враг замешкался. Возможно, именно это сомнение с его стороны и придало пареньку достаточно храбрости для того, чтобы выхватить из-за пояса кинжал, отданный ему Хесом, и, ни мгновения не медля, вонзить в самое уязвимое место Твари — в глаз.

Противник взревел, судорожно мотая башкой, потом прижал ее к земле, стараясь избавиться от жалящего лезвия, занозой засевшего в обрамленной роговыми платинами глазнице, внезапно хрипнул и завалился набок, открывая дымящуюся рану на брюхе, из которой толчками выходила черная кровь.