Дуглас Хьюлик - Свой среди воров

– Например?

Повисло молчание. Моя грудь еще сотрясалась. Я выдыхал коротко, понемногу, чтобы снять напряжение.

– Быть может, пора проверить, как далеко пойдут Тузы, – произнес тот.

– До войны?

– Если мы…

Тут кашель победил. Я зажал рот и стиснул зубы. Лучше не стало. Все, чего я достиг, – превратил перханье в фырканье. Я быстро прикрыл лицо. Слуховая плошка качнулась и опрокинулась. Я снова фыркнул, подхватил ее и прижал к щели.

Тишина.

Потом второй человек спросил:

– Это крысы?

– Крысы не чихают.

Снова молчание. Затем что-то упало, и кто-то глухо выругался.

– Твою мать! – взвился Шатун. – Хватит к нему подкрадываться! Вперед! Взять его!

Я вскочил и побежал, подныривая под балки и огибая кучи мусора. Внизу послышались голоса и гулкий топот. Я не знал, где находилась лестница со второго этажа, но не сомневался в том, что скоро они будут здесь. Я обежал ненадежный участок пола и бросился к окну.

Я уже занес ногу, чтобы выбраться, как в помещении за моей спиной стало светлеть. По лестнице топотали, Шатун орал, кто-то нес свет – лампу или фонарь. Я перелез через подоконник, выбрался из слухового окна и осмотрел крышу. Никого – ни сверху, ни снизу.

Умнее было сделать ноги, но я взобрался по черепице, съехал к мансарде, дошел до края. Затем оседлал навес слухового окна и глянул вниз, откуда только что выбрался. И вытащил рапиру.

Теперь из окна бил свет, очень яркий в темноте раннего вечера. Я несколько раз моргнул, успокаивая ночное зрение.

Подо мной снова выругался Шатун, нашедший следы моего присутствия. Там собралось четверо – возможно, больше.

В окне мелькнула тень, и я вскинул клинок. Я хотел не столько убить, сколько убедить не гнаться за мной. Если мне повезет, то высунется Шатун, к которому у меня имелись вопросы.

Из окна высунулась голова в сером берете, за которой последовали широкие плечи, упрятанные в дублет золотисто-бурой расцветки. Голова повертелась, осматривая крышу. Я различил короткие седые волосы.

– Ну? – окликнул изнутри Шатун.

Человек помотал головой и вдруг замер. Он начал медленно изгибать шею, пока не увидел меня. Волевой подбородок, широкий нос. Шрамов не было, но сразу видно – боец. Такой удара не побоится. Он узрел над собой рапиру и медленно улыбнулся, показав мелкие, ровные зубы.

– Сегодня нам его не поймать, – скрежетнул он низким голосом, который я знал по канализации. Теперь добавилось и лицо. – Во всяком случае, безболезненно.

– Проклятье! – отозвался Шатун. – Надо выяснить, что он успел подслушать! И на кого работал!

Человек поднял бровь. Я сделал вид, что внимательно оглядываю рапиру, потом отрицательно помотал головой. Он пожал плечами, заглянул внутрь чердака и вопросительно посмотрел на меня. Можно ли ему вернуться?

Я задумался. На моей стороне преимущество, мне нужны ответы, а случай получше мог и не представиться. Но я не знал, не лезут ли уже на крышу люди Шатуна. Вряд ли он меня пощадит на том основании, что мы служили Никко. Понятно, что мы не терпели друг друга, но дело даже не в этом. Шатун мутил что-то на стороне с хмырем, который смотрел на меня из окна, а то и вовсе с ним спелся. Если Никко об этом не знал, то Шатун мог быть не расположен меня отпускать.

Нет уж, надо валить отсюда. Каким бы ни было искушение, задержка могла ввергнуть меня в намного худшую беду, чем я искал.

– Имя? – коротко спросил я.

Тот на мгновение задумался.

– Ирониус [2] Игра слов: iron и irony – железо и ирония. , – ответил он. – А твое?

Я ухмыльнулся и сказал:

– Скажи Шатуну, что его любимый Нос желает ему доброночи!

Затем я откинулся назад, исчезнув из поля его зрения, и помчался по крышам. Я не спускался, пока не достиг сравнительно безопасного кордона Каменной Арки.

После этого я полночи искал Никко, но в итоге узнал, что тот на закате уехал из города. Он удалился в загородное имение с новой шлюшкой и строго-настрого запретил его беспокоить. Меня подмывало дотопать до виллы пешком, но скучавший без дела охранник дал понять, что я напрасно потрачу время. В лучшем случае только ноги собью, а в худшем – зубы выбьют.

Никко был недоступен; мужик серьезно относился к своему хоботу.

Но если не попасть мне, то не попасть и Шатуну. Слабое утешение, но обойдусь – по крайней мере, до рассвета. Тем временем можно потолковать о веревке.

Войти в кордон Раффа-Наир – все равно что посетить Джанийскую Деспотию. Только для этого не нужно переплывать Корсианский пролив или брести через пустоши на южных границах империи. В Раффа-Наир нет ни фигурных Ангелов, следящих за площадями, ни храмов трех императорских воплощений. Вместо них на каждом углу висит табличка с изображением одного из странствующих богов, которым поклоняются джанийцы. Джанийские иммигранты тут повсюду: торгуются, покупают, воруют – словом, живут как у себя дома и очень настороженно относятся к сынам и дочерям империи, которые ходят среди них. В стане врага приходится сохранять бдительность.

Я пробирался по затененным навесами улочкам без всякой опаски. Империя находилась в состоянии очередного временного перемирия с Джанийской Деспотией, и нас ненавидели, но умеренно. Меня, конечно, могли ограбить, надуть, а то и отвесить плюху, но не стали бы мочить из-за подданства. Во время войны становилось жарче, но тогда местные понимали, что имперцев сподручнее валить за пределами, а не внутри кордона. В конце концов, их терпели из милости.

Джелема я нашел сидящим напротив кафе «Лумар» в компании четверых соотечественников. С деревянной решетки свисали лампы, расчерчивавшие патио на квадраты глубокой тени и мягкого света. У собравшихся было по маленькой латунной чашке, рядом стоял полный кофейник. Еще двое раскуривали кальяны. Даже с улицы я учуял смесь трав и ганнар, легкий наркотик, который так нравился джанийцам.

Они играли в аджа́ – джанийскую игру, правила которой я так и не сумел постичь. Слишком много всего: и кости, и костяные фишки, и замысловатая система ставок. По мне, так спустить наличность можно и проще.

Я остановился, не доходя до патио и давая глазам привыкнуть к освещению. Джелем поднял взгляд и улыбнулся, сверкнув белыми зубами на красновато-коричневом лице. Он, как обычно, был нарочито безразличен, словно ничто в мире не заслуживало его искреннего интереса. Джелем полулежал в кресле, и его длинные темные пальцы лениво перебирали фишки, а вторая рука рассеянно поглаживала вышитый алый жилет. Из-под длинной кремовой рубахи виднелись кончики туфель на скрещенных ногах. Его четкие, острые черты размылись и оплыли в свете лампы. Но несмотря на расслабленную позу, глаза его выдавали: темные, тусклые, непроницаемые, как два черных камешка. Расчетливые глаза мага.