Валерий Моисеев - Каменный улей

– Цепь удерживала лестницу, по которой мы спустились в подвал. Теперь лестница держится на одном честном слове. Стоит двум-трем здоровенным мужикам начать спускаться, и она рухнет вниз. Прямо на острые колья, что укреплены под ней. Кстати, в среднем и правом тоннеле преследователей тоже ждут сюрпризы, – скороговоркой пояснила Цисса, быстро пробираясь вперед по тоннелю. – Этими фокусами-покусами нашпигован весь дом. Все они придуманы и построены еще моим дедушкой. Папа всегда говорит, что они когда-нибудь пригодятся нашей семье. Надеюсь, он сумел воспользоваться одним из них. Как думаешь?

Среди множества недостатков Вовика был один, который заставлял его страдать чаще, чем все остальные, вместе взятые. Дело было в том, что он совершенно не умел врать.

Вот и сейчас, прекрасно понимая, что момент не самый подходящий, он прокашлялся и пробормотал, проклиная себя:

– Не хотел тебе говорить, но ты должна знать – твой отец погиб.

Цисса споткнулась на ровном месте, едва не выронив факел.

– Повтори! – решительно потребовала она.

Вовик выполнил ее требование.

– Ты сам это видел? – внезапно севшим голосом спросила девушка. – Быть может, он всего лишь тяжело ранен?

– Подряд две стрелы, сюда и сюда! – Вовик быстро прикоснулся к своему горлу и середине лба.

– Тупой гоблин, никогда не показывай на себе раны! – Цисса быстро прочертила в воздухе над Вовиком какой-то замысловатый защитный знак. – Если конечно не хочешь, чтобы они появились наяву!

После этого она вдруг всхлипнула и поспешно отвернувшись, продолжила движение по тоннелю.

– Прими мои соболезнования! – пробормотал Вовик, подстраиваясь под ее шаг. – Мне, правда, очень жаль!

– Глупо жалеть тех, чье ремесло состоит в том, чтобы забирать чужие жизни, – сухо сказала Цисса. – И мой отец не исключение. Рано или поздно – это происходит с каждым членом Гильдии Убийц. Приходит, кто-то более умный и умелый, или события выстраиваются неблагоприятным образом и забирают наши жизни. Скорбеть по этому поводу глупо и вредно, потому, что мешает выполнению текущей миссии.

Остаток пути они проделали в полной тишине. Чувствовалось, что, несмотря на показную браваду, Циссе нелегко далось известие о гибели Локуса. Время от времени она сердито шмыгала носом и проводила по лицу тыльной стороной руки, стыдясь своей слабости. У Вовика хватило ума, больше не лезть к девушке со своим показным участием.

По всему тоннелю, через равные промежутки времени возле стен стояли покрытые пылью, просмоленные пузатые бочонки. Вовик собрался уже спросить Циссу об их предназначении, когда тоннель внезапно окончился тупиком.

Впереди, среди огромного снопа ржавых, иззубренных, переломанных алебард и копий виднелась тонкая деревянная лестница, ведущая вверх. Прямо над ней, в каменном потолке, был проделан лаз.

– Обожди, мне нужно послать чистоплюям прощальный привет от моего отца! – невесело усмехнулась Цисса, наклоняясь над одним из бочонков и доставая огниво.

– Если внутри порох, то мы взлетим на воздух, не успев выбраться отсюда! – предостерег девушку Вовик, нервно поведя шеей.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – ответила Цисса, подняв на него глаза. – Времени у нас будет мало, но вполне достаточно, чтобы успеть вылезти из подвала. А в бочке находится Адский Огонь. Он разгорается очень медленно, но зато потом его уже ничем не потушить. Он настолько силен и страшен, что в нем горит даже земля и камни.

– А в тех бочках, что расставлены по всему тоннелю, тоже содержится Адский Огонь? – спросил Вовик.

– Ты очень догадлив! – хохотнула Цисса. – Рыцари Ордена Чистоплюев, что напали на наш дом, получат по заслугам! На месте дома Гильдии останется страшная выжженная яма, который станет для них могилой. А те из них, кто останутся в живых, надолго запомнят сегодняшний день. Но таких, уверяю тебя, будет совсем немного!

С этими словами Цисса вынула деревянную пробку из бочонка, и чиркнула огнивом.

Проснувшись рано поутру, Кранц поспешил во дворец герцога. По дороге он чувствовал себя несколько не в своей тарелке. В каждой подворотне ему чудилась засада устроенная чистоплюями. Хотя, скорее всего, дело было в неумеренном употреблении дешевого вина, которое он позволил себе вчера, на сон грядущий. Вопреки ожиданиям, это мероприятие затянулось далеко за полночь.

Потом, чтобы скрасить свое одиночество, Кранцу пришла в голову фантазия ублажить себя женским обществом. Непритязательная девица, из таверны, с радостью разделила с ним еще один кувшин вина и ложе. Теперь, припоминая события прошедшей бурной ночи, Кранц на трезвую голову понимал, что спьяну наболтал лишнего. А также то, что девица проявила чрезмерное любопытство по поводу провидимого им расследования.

Сейчас он уже не помнил, то ли сам начал хвастаться тем, что героически спас Золотой город от чудовища в человеческом облике, по имени Евжен, то ли сама девица ловко раскрутила его на этот разговор. Он лишь помнил, что ревел, словно бык на случке о том, что, отныне, девушка, по гроб жизни обязана ему тем, что, после поимки Евжена, может спокойно заниматься, своим очень нужным ремеслом, не рискуя остаться, совсем, без мозгов. Тут он вспомнил, что девушку, кажется, звали Сортилья.

Сколько Кранц не вспоминал, но так и не смог припомнить толком, ублажила ли Сортилья его похоть? То, что она предпринимала к этому попытки, было, несомненно. Достаточно было взглянуть на достоинство лекаря, выглядевшее так, словно он собирал им ежевику. Но чем именно это закончилось, было окутано плотным облаком тайны. Тут Кранц ощутил болезненный укол самолюбия. Неужели он опять позорно заснул в то время, как девушка самоотверженно пыталась вернуть к жизни его неиссякаемый, до недавнего времени, источник вечной похоти? Тяжело вздохнув, Кранц продолжил путь. Скосив красные, после бессонной ночи, глаза, на наполненную черными тенями подворотню, он в очередной раз забоялся засады и поспешно ускорил шаг.

Уже на самых подходах к дворцу герцога Нурса, Кранц чуть было не помер от чрезмерного напряжения сердечной жилы, вызванного сильным испугом. Услышав за спиной цокот копыт, он поспешно обернулся. Из-за угла выворачивалась кавалькада рыцарей Ордена Чистоты в парадных белых одеяниях. Их, покрытые свежей белой краской, шлемы угрожающе щурили черные прорези на забралах. На белых щитах красовался большой черный круг, окантованный широкой золотой полосой. На черном поле была изображена белая растопыренная человеческая пятерня, от которой во все стороны, словно от солнца, исходили золотые лучи, щедро льющее свет истины на заблудшие человеческие души. Все это должно было обозначать Божественное Совершенство и Непостижимую Простоту Чистоты.