Наталья Якобсон - Лебедь и дракон

-- Я знаю, что твоя колесница ждет недалекого от границ, а твои слуги, притворяясь простыми людьми, распускают обо мне лживые слухи, - мысленно произнес Эдвин, когда черная тень отделилась от стены. Раздались шаркающие шаги, сверкнули острые зубцы короны, украшенной золотыми шипами.

-- Зачем ты пожаловал в мой замок? - надменно поинтересовался Эдвин. - Ты не доверяешь своим посыльным и хочешь лично объявить о начале войны?

Саркастические нотки, прозвучавшие в красивом голосе хозяина замка, ничуть не смутили незваного гостя. Выступивший из темноты колдун хотел рассмеяться, но смех застрял у него в горле. Никогда раньше ему не доводилось видеть своего ученика таким неприступным и высокомерным. Эдвин преобразился. Кто мог знать, что хрупкий мальчишка, сын короля, новичок в колдовстве, вдруг станет таким прекрасным, возвышенным созданием, способным восстать против своего учителя.

На закате своего величия колдун хотел обзавестись могущественным слугой, а вместо этого получил достойного врага. Он думал, что, получив свободу, Эдвин начисто утратит свои способности и станет либо бродягой-менестрелем, либо молодым повесой. К сожалению, эти надежды не оправдались. Эдвин не утратил ни разрушительной силы дракона, ни гордой красоты принца. Такое двуличие помогало ему вводить в заблуждение людей. Взяв на себя обязанности императора, он не только держал свободолюбивых эльфов в страхе, но и неизменно вызывал их восхищение. Такого ловкого притворщика было невозможно ни запугать, ни победить. Сколько знаний он уже мог почерпнуть из своих древних свитков. Не проще ли пойти на мировую? Горбун задумался. Глубокие морщины прорезались в его лбу, зоркие орлиные глаза зажглись надеждой.

-- Ты помнишь, кем я был для общества волшебниц и магов? - спросил он.

-- Я помню дни вашего величия и своего заточения, - ледяным тоном отозвался Эдвин.

-- Когда-то твои феи почитали меня, как предводителя.

-- Теперь они почитают меня, как божество. Люди напротив прозвали меня поджигателем городов, лишь потому, что я выполнял ваши поручения. Смертные сочинили обо мне множество страшных сказок, но ни одна из них не соответствует действительности. Я сам не хочу просвещать никого относительно своего высокого происхождения.

-- И поэтому разоткровенничался перед смазливой девчонкой, - тут же парировал колдун. - Было глупо с твоей стороны назначать ее своим казначеем. Еще чуть-чуть и ты бы сам стал прислуживать ей.

Эдвин пропустил оскорбление мимо ушей. За время, проведенное в подземной тюрьме, он успел привыкнуть к вспышкам ярости своего наставника. Теперь ему не хотелось ни спорить, ни возражать, ни даже применять силу. Гордое молчание в ответ на угрозы было бы самой обидной насмешкой над бывшим господином. К сожалению, Эдвину не всегда удавалось держать язык за зубами. Долгое общение с волшебными пряхами помогло ему пройти всю школу злословия, и теперь он мысленно посылал проклятия в адрес всех лицемерных красавиц, когда-либо ходивших по земле.

-- Все леди - притворщицы, - с готовностью кивнул горбун, уловив его мысли.

-- И даже моя лживая, маленькая птичка, - нехотя согласился Эдвин. - Я хотел отпустить ее, но передумал. Поймаю ее и притащу назад. Пусть злится и причитает. Она не первая будет плакать по воле дракона.

-- Вполне во вкусе вашего высочества позволить лебедю выцарапать себе глаза, - шутливо поклонился горбун. - Учтите, мой принц, эта красавица перебьет всю посуду, если не посадить ее под замок.

Колдун рассмеялся собственной шутке, подскочил к настенному зеркалу и стал деловито расправлять свою мантию. Эдвин, напротив, застыл в одной позе, как мраморное изваяние. Он стал еще бледнее, чем раньше, даже кудри, стянутые на затылке черной лентой, казалось, поблекли. Лишь один локон, спадавший на щеку, по-прежнему вился, как золотая змейка, напоминая о былом великолепии и не давая юному магу окаменеть. Хотя сейчас Эдвин хотел бы сам обратиться в мрамор, стать немым и безучастным. В царстве статуй нет места жизни. Надо было сделать Розу одной из этих скульптур и укрыть замок вечной метелью, чтобы ни человек, ни эльф не мог бы больше проникнуть сюда.

-- Я превращу ее в белый мрамор и поставлю на том пьедестале. Она будет самой совершенной из моих скульптур, - выйдя из транса, прошептал Эдвин. --Дракон должен со всеми поступать жестоко. Вы представляете себе дракона, который влюблен в статую и ревниво охраняет ее от всего, даже от лучей солнца.

Колдун тяжело вздохнул, видимо, сделав про себя плачевный вывод о душевном и умственном состоянии своего соперника.

-- Что ж, ты всегда слыл ценителем искусства, - вслух произнес он. Придирчиво осмотрев библиотеку, он заметил столько редкостных и волшебных вещиц, сколько вряд ли можно было найти на всем острове колдунов. В то время, как магам приходилось ютиться в скалах или невзрачных постройках, покои замка утопали в роскоши. Да и замок сам по себе был шедевром архитектуры. А его хозяин был на редкость красив и на удивление изобретателен. Кто, кроме Эдвина, мог настолько овладеть колдовством, чтобы заставить работать на себя и смертных, и бессмертных деятелей искусства. Сколько горбун ни старался, а не мог припомнить такого волшебника, ради которого эльфы работали с кистью и палитрой художника, с резцом скульптура или пером поэта, а феи становились бы актрисами в театре, отстроенном теневыми зодчими и оживленном музыкой никсов, смирно сидящих в оркестре.

Эдвин превзошел всех магов. Как ему только удалось заставить всех этих непокорных существ плясать под свою дудку. В своей стране дракон умел проводить умную политику. В конце концов, он настолько очаровал жителей империи, что они избрали его своим господином.

Лучше было иметь его в числе своих союзников, чем врагов. Препятствие к перемирию состояло в том, что Эдвин не мог забыть ни многочисленных обид, ни нарушенной клятвы. Власть и величие венчали чело дракона, а по сердцу, как яд, растекалась жажда мщения.

В коридоре послышалось легкое движение. Тихое пение пронеслось мимо ряда скульптур. Мраморная муза шевельнулась, отложила в сторону ручное зеркальце и бубен, и хотела сойти с постамента, чтобы что-то рассказать своему хозяину. Заметив это, горбун извлек из кармана мешочек с порошком и проворно заковылял по направлению к ожившему изваянию. Всего одной щепотки порошка хватило, чтобы муза застыла в той позе, в которой стояла. Эдвин не обратил внимания на выходку гостя лишь потому, что черная меланхолия начала затуманивать его мозг. Вместе с печалью в душе вспыхнула злоба. Впервые юный чародей вспомнил о таких чувствах, как обида и ревность. Перед ним на столе лежала изящная, женская корона, в которой недоставало одного камня, а в кулаке был бесцельно зажат лоскут от бархатного кафтана.