Мария Версон - Белое Критши

- Ему нужно время на подготовку. - Сказала Тантоа своим собратьям старшим инквизиторам, и все трое, не дожидаясь дополнительных указаний, растворились в воздухе.

Стижиан закрыл глаза и почувствовал несколько источников сияния. Сосуд Кира узнавался легко, Оры - и подавно (такого сгустка энергии, как её сосуд, не сыскать больше нигде), осталось ещё четыре, одна из них - Млинес, но та стояла неподвижно сбоку от королевы. Значит - трое, и один из них уже был на расстоянии вытянутой руки от Марии.

Циавис среагировал раньше, чем он. Смекалкой ли, или же он их почувствовал, но он встал перед Марией и нарисовал пальцем в воздухе круг: тот час повелительницу воздуха окружил пламенный купол.

Тантоа, словно игрушка, брошенная на пол, ударилась о пламенную стену, но осталась невредима. Этлаф подхватил её, не дав упасть, и, окруженный белым маревом сияния, распался на великое множество тонкий линий. Подобно тысяче змей, извиваясь, они вонзились в купол, прогрызая его словно тонкую бумагу.

Циавис сощурился и стал сужать купол. Когда энергия спрессовалась до нужной плотности, он прошел сквозь него, оставив Марию под защитой, и встретился лицом к лицу с Тантоа.

Она применила любимейший из своих приемов - режущий удар. Прямая ладонь пронзила плечо магистра огня и сломала ему ключицу, в его глазах потемнело. Рискуя быть убитым собственным пламенем, он превратил льющуюся из открывшейся раны кровь в живой огонь, вытолкнувший ладонь инквизитора из его плоти и оттолкнувшего её назад.

Боль и занятость не дали ему заметить, как белые линии, управляемые Этлафом, обвили его ноги и добрались до бедер. Сжимаясь, они ломали его кости и норовили проникнуть в тело, чтобы уничтожить магистра изнутри.

Он мог бы отбросить энергию Этлафа, превратив всю кровь своего тела в огонь, но это было бы самоубийством. Стараясь как можно быстрее придумать выход из положения, он не заметил, как пламя его плеча погасло, и рана закрылась, кости ног так же излечивались быстрее, чем инквизитор успевал их крошить.

Лухс держал кинжал над обнаженной рукой одного из капитанов, закрывшего глаза и сжимающего четырнадцатигранную звезду на своем плече. Капитан не был глуп, и он сразу понял, что этому демону для борьбы нужна кровь, и он предложил свою, готовый к тому, что её используют всю. Но Лухс бы не позволил этому случиться.

Поднявшись, сайлант метнул кинжал вперёд, к ногам Циависа, а между его разведенными руками в воздухе парил какой-то объем крови. Она была жидкой, но изменялась, превращаясь в подобие кристалла. Когда весь сгусток стал твердым, Лухс растопырил пальцы и кровавые лезвия подобно тысяче стрел устремились к тонким линиям, на которые распался Этлаф. Инквизитора, остающегося в столь нелепой, но эффективной форме, пригвоздило к плите словно тряпку.

Тантоа этого уже не видела: уверенная в физической защите своего тела, она проигнорировала идущего на неё сильнейшего монаха. Она слышала о Стижиане, все слышали, и была уверенна, что этот сопляк только и может, что бороться с нежитью. И каково же было её удивление, когда в паре метров от неё монах призвал не сферу сияния, вряд ли могущую нанести ей значительный урон, а сгусток изумрудного пламени.

Стижиан удивился тому, с какой легкостью ему удалось собрать энергию в один поток и направить её. Прежде, чтобы сделать нечто подобное, ему приходилось по несколько минут собираться с мыслями и копить частички энергии. Что-то изменилось в его отношениях с духом.

Мощный, пусть и не имеющий определенной формы, направленный сгусток пламени стремительно полетел в неготовую принять подобный удар Тантоа. Она чувствовала жар, исходящий от пламени, и, не доведя свою атаку против Циависа до конца, за мгновение до того, как сгусток должен был пронзить её, оттолкнулась от земли и взмыла в воздух.

Стижиан предугадал этот ход, и только подумал о том, чтобы пламя последовало за ней, как оно сделало это.

Не сумев оттолкнуться от воздуха, Тантоа высвободила ещё больше сияния, чтобы снизить возможный урон до минимума. Она вспыхнула подобно яркой звезде, израсходовав почти весь имеющийся запас энергии её сосуда.

Стижиан заставил незаметный на фоне её сияния сгусток пламени разрастись. Чуть увеличиваясь в объеме, он насыщался всей энергией, какую монах смог направить. Вот, ещё чуть-чуть, и он настигнет Тантоа, ищущую выход из безвыходного положения.

Изумрудное пламя остановилось в полуметре от неё, и выражение её лица резко сменилось с искреннего ужаса на ядовитое злорадство.

Стижиан понял, что потерял линию передачи энергии и больше не может черпать её. А мгновением позже, он почувствовал сильный, но до боли знакомый и привычный удар по затылку. Такие он получал с семи лет, со дня своего первого знакомства с единственным на тот момент медиумом во всей Оране.

Млинес огрела бывшего ученика своим фирменным подзатыльником, и когда он повернул к ней голову, удивленный таким ребячеством в столь важный момент, она с укоризной во взгляде покачала головой из стороны в сторону:

- Ты не должен снова нарушить данную тобой клятву. - Сказала она, выходя вперед. - Помоги лучше остальным.

- Млинес! - Закричала во весь голос Синента. Должно быть там, под несколькими слоями косметики её лицо стало красным от пропитывающей её злости. - Что ты делаешь?!

- Что должна.

Медиум оттолкнулась от земли и взмыла в воздух. Словно тряпочную игрушку, стройная и хрупкая Млинес взяла ставшую кристаллически-белой руку старшей инквизиторши и нанесла по её груди несколько десятков сверхбыстрых точечных ударов.

Тантоа не почувствовала боли, и сначала это вызвало в ней чувство ликования. Она поняла, что произошло, только когда упала на землю с высоты нескольких метров и сломала себе спину. Из её рта потекла густая кровь, а стоящая рядом с ней медиум произнесла:

- Как ты думала, откуда взялась идея уничтожения сердец нежити?

Та в ответ закряхтела нечто непонятное, её взгляд тускнел.

- Такие же сердца есть у любого носителя духа. Просто их много больше, и видеть их могу только я.

Сгусток изумрудного пламени, созданный Стижианом, медленно растворялся в воздухе. Затраченная на него энергия возвращалась в сосуд носителя.

В это же время, Амельера, заручившись поддержкой Беатры, встречала преемника Каиля Саваса. Гатто отвлекал их достаточное количество времени, чтобы тот успел "подготовиться".

Что вкладывалось в это слово - не совсем ясно. Он был магом огня, и раз его называли наследием Саваса, ожидалось, что он так же оказывает магическое влияние на живые организмы. Дримен, помнила Амельера, рассказывал о том, как долго целители выхаживали его после того, как он глотнул собственной раскаленной крови. Боль, самая простая боль - то, чем проще всего вывести мага любой силы из равновесия.