Анна Гаврилова - Путь магии и сердца

— За Эмелис!

А потом как из решета посыпалось:

— За Эмелис!

— Счастья!

— Радости!

— Ну надо же!

— Восемнадцать!

Мир снова наполнился звоном бокалов, смехом, счастливыми воплями. Несмотря на то что день середины зимы — праздник, в который не принято помнить о титулах, подойти ко мне замковая челядь не решилась. Госпожа Вента тоже в сторонке стояла… Видимо, из-за Кирстена.

А боевик передал бокал стоящему подле него мужчине, приблизился и опустился на одно колено. Поймал мою ладошку и, прежде чем успела опомниться, надел на средний палец перстень с крупным аквамарином. Кольцо было выполнено в том же стиле, что подаренное некогда колье.

— С днём рождения, любимая, — поднимаясь и заключая в капкан рук, прошептал Кир.

Я не ответила, обняла за шею и спрятала лицо у него на груди. В этот миг близость синеглазого пьянила куда сильней, нежели аромат его парфюма.

— Это не всё, — шепнул боевик, коснулся губами ушка. Лица я не видела, но чувствовала — Кир улыбается.

Отстраняться не хотелось, потому что… его объятия — лучший подарок.

— Эмелис, поверь, тебе понравится.

Я поверила…

Меня избавили от бокала, взяли за руку и уверенно повели к двери, за которой ещё один зал скрывался — тот самый, где на полу круг стационарного портала вычерчен.

Когда поняла, куда именно идём, радость сменилась недоумением, сердце кольнула тревога. Я не знаю, почему насторожилась, почему затаила дыхание, когда переступала порог, тоже не знаю… А оказавшись внутри, и вовсе вздрогнула — у слабо мерцающего портала стоял наш досточтимый ректор, господин Морвен.

Я обернулась, послала Кирстену удивлённый взгляд. А боевик улыбнулся шире и, отпустив мою ладошку, сказал:

— Господин Морвен сегодня курьером подрабатывает.

Сердце пропустило удар, чтобы тут же забиться бешено и громко. Курьером? О Всевышний! Если так, то я точно знаю, кто его прислал.

Я сделала нерешительный шаг навстречу, потом второй, третий…

— Госпожа Эмелис, примите мои поздравления, — сказал Морвен, отвесил учтивый, несколько неожиданный поклон.

Я от этих слов вздрогнула, расправила плечи и осмелела. Уже не спотыкалась, шла решительно, хотя коленки всё равно дрожали.

Едва подошла вплотную, Жаба протянул узкую, обтянутую бархатом коробочку. После бросил нервный взгляд на Кира, который по-прежнему у двери стоял, и подал конверт. Теперь у меня не только колени задрожали, но и руки…

На листе тонкой бумаги, обнаруженном в конверте, было написано:

«Дорогая Эмелис,

прости, что не могу быть рядом в этот праздник, но знай — я очень тебя люблю. Ты моя единственная радость. Я бесконечно скучаю и очень жду встречи. Надеюсь, мой маленький подарок тебе понравится.

И приписка:

«У меня всё хорошо. Даже лучше, чем предполагалось. Надеюсь, скоро всё закончится и мы снова будем вместе».

В этот раз сдержать слёзы не удалось. Я некрасиво шмыгнула носом, вновь вчиталась в послание. Папа! Едва ли не впервые в жизни господин Форан из рода Бьен подписался так. Обычно он предпочитал именоваться отцом.

Дохлый тролль! Как жаль, что не могу оставить эту записку! Известие о том, что с папой всё хорошо, — лучший подарок! Все эти недели я усиленно гнала мысли и страхи, а теперь… теперь словно камень с души свалился.

Я прочла записку раз десять и с великой неохотой позволила Морвену вынуть послание из ослабевших пальцев.

Короткое, отрывистое слово заклинания, и бумага вспыхнула, осыпалась пеплом. А ректор отвесил ещё один поклон, шумно вздохнул и поспешил к порталу. Удовольствия от нашей встречи Жаба явно не испытывал. Он вообще был бледен и заметно нервничал.

Впрочем, неудивительно. Переписка опасная, инкогнито доверенной ему девицы тоже добра не сулит, а ещё Кир в свидетелях и соучастниках. Но если вспомнить, какую сумму господин Форан преподнёс этому толстяку… в общем, Жаба переживёт.

Дожидаться, когда ректор исчезнет в портале, не стала. Прижала к груди обтянутую бархатом коробочку, развернулась и поспешила к Кирстену. Заметив мои слёзы, боевик поджал губы и обнял.

— Мелкая, ну ты чего? — прошептал он.

Я всхлипнула, ответила придушенно:

— Всё хорошо.

— Точно? — переспросил синеглазый.

Кивнула и всё-таки заплакала. Кир сразу сообразил, что это слёзы радости, но всё равно попытался успокоить. Он выбрал самый действенный метод — поцелуи. Я против такого успокоительного, разумеется, не возражала.

Остаток праздника мы с боевиком провели в сторонке. Просто стояли и смотрели, как веселятся другие, и заодно убеждались, что рассказы госпожи Венты о бурной молодости — чистая правда. Старушка и в самом деле, как говорят в среде магов, жгла! Сыпала шутками и улыбками, перетанцевала половину контрдансов и даже в хороводе, который завела Бетти, поучаствовала.

Вента выглядела очень счастливой, но… самой счастливой в этом зале была я.

Я нежилась в объятиях Кирстена, ощущала его тепло, вспоминала послание отца и понимала: это лучший день рождения в моей жизни.

Утро следующего дня встретило пасмурным небом и заунывным пением вьюги. Увы, погода как нельзя лучше соответствовала моему настроению. Ведь первый день после праздника середины зимы — последний день каникул.

Завтра нам с Киром предстоит шагнуть в светящиеся «жернова» портала, чтобы вновь окунуться в омут студенческих будней.

Нас ждёт последний семестр — самый сложный и ответственный, если верить преподам. Минимум занятий, подготовка дипломной работы, зубрёжка, посвящённая экзаменам, защита и выпуск.

Жестковатый казённый матрас вместо мягкой постели, столовая вместо малой обеденной залы, грубый фарфор вместо хрусталя и простая полезная пища вместо деликатесов, которыми балует госпожа Вента.

Нет-нет, я не жалуюсь! Я никогда не была неженкой или привередой! И в какой-то мере даже рада, что каникулы заканчиваются, потому что две недели ничегонеделания — это слишком, но… как же не хочется уезжать.

Наверное, именно поэтому я взялась помогать Бетти паковать чемоданы — без меня горничная справилась бы раза в два быстрее.

Вообще, я не планировала забирать все эти платья и туфли, но госпожа Вента встала в позу и даже ногой топнула. Сказала строго:

— Эмелис, я же для тебя старалась!

Пришлось согласиться, невзирая на то, что шкаф в моей комнате в общаге даже половины этого великолепия не вместит. И поблагодарить… Впрочем, я каждый день хозяйку замка благодарила — и вслух, и мысленно. Не только за платья, а вообще за всё.

На сборы ушла добрая половина дня, а оставшееся время было посвящено последней прогулке по замку. В компании Кирстена, разумеется.

Боевик тоже был не в духе. Только его не возвращение в академию заботило, а что-то другое. Когда не выдержала и спросила, признался: дело в почтовом журавлике, который утром прилетел. Правда, подробностей не сообщил.