Александр Новичков - Второе пришествие

Годы поисков отшлифовали его разум до поразительной остроты. Первый вопрос, который казался ему интересным, поставил меня в глубокий тупик.

— Мне вот интересно, — сказал он, — а наш язык вы выучили в своем мире?

— Язык? — переспросил я.

— Да! Наречия, диалекты. В одной только Дневе распространено пять, а то и семь основных наречий. А если отправиться в Южный или Северный Словень — там их десятки. Или возьмите разрозненные султанаты. За прошедшее тысячелетие их речь изменилась, и очень сильно изменилась — человек с прибрежных районов может и не понять сородича из пустыни.

— А если применить подход к существу из другого мира, — продолжил его идею я, — то оно вообще не должно было понимать человеческую речь. Но я понимаю.

— Именно так, — кивнул он. — А как, кстати, обстоит у вас дело с чтением? Даются сложные письмена Словеня? Их язык довольно груб, но письменность — искусство.

— Нет. Я не понимаю даже простых надписей на вывесках в городах. Как ребенок. Мне нужно заново учить азбуку.

— Азбуку? — удивился Меллор, — Что это такое?

— Книжка с картинками. Использовалась в моем мире для обучения детей чтению.

— Интересно, — причмокнул губами он, нырнув между шкафами, битком набитыми свитками и фолиантами. Начал перебирать книги на полках. — Превосходное понимание устной речи и полное отсутствие знания письменности. Может, вы применяете какую-то магию, чтобы понимать людей?

Я задумался.

— Знаете, а ведь до этой минуты меня этот вопрос не беспокоил… Большинство заклинаний, которые я использую, инициируются спонтанно, иногда даже неосознанно, волевым усилием. Быть может, магия, помогающая мне общаться, используется сама, без моего участия, как дыхание или пищеварение.

— Возможно, возможно, — удовлетворенно кивал Меллор, продолжая перебирать книги. — Жаль, я не вдавался в магическую науку. Вам надо бы поговорить с одним моим знакомым, мы уже лет двадцать, как ссоримся, не можем переспорить друг друга, что же главенствует в мире: магия или наука… О, а вот и она.

Он извлек тонкую и изрядно потрепанную книжечку в твердой кожаной обложке, на которой были заметны следы детских зубов. Протянул мне.

— Что это?

— А это, как вы ее назвали, азбука. Книга для обучения детей чтению. По ней постигала чтение Лилия.

— И, как я полагаю, покусала книгу тоже она?

— Возможно… Или ее брат. Этим двоим всегда нужно было сначала попробовать на вкус, а уже потом спрашивать, съедобно ли это.

Я понимающе кивнул.

Дело это было не столько интересным, сколько необычным. Обучать взрослого мужчину с неоконченным высшим образованием, к тому же пришельца из другого мира, грамоте — это не повседневное дело. Поэтому Меллор легко уделил пару часов обучению, и даже не пожалел об этом. Он превратил урок в тест моего интеллекта, проверку памяти, дедукции, и остался очень доволен результатом. Через два часа я начал разбирать слова и освоился с основными правилами. Это было удивительно. Для написания знакомых слов использовались иные символы и применялись другие правила пунктуации, слитного или раздельного написания, но в целом система написания слов и составления предложений выглядела как русский или любой другой язык из восточнославянской группы.

Но на этом наше общение не закончилось. Меллору нужны были практические данные о моем росте, весе, цвете глаз, волос, кожи. Он даже выпросил у меня немножко крови для опытов. Микроскопа у него не было, чтобы внимательно изучить ее состав, но ученому было достаточно увидеть ее цвет и, возможно, сделать что-нибудь еще, о чем он предпочел не распространяться. Он даже попытался взять пробу черной материи, которая окутывала мое тело во время преображения, но не смог. Сгусток бесследно растворялся в воздухе, едва лишался контакта с основной массой.

Взамен я расспросил его о текущем научном, техническом и культурном уровне развития общества. В среднем по стране различие было несущественным, одни регионы развивались стабильно и достигли существенных экономических и культурных высот, а другие находились в заметном упадке. Общий уровень соответствовал примерно концу пятнадцатого века, но четких границ не было — магия серьезно изменила ход развития, кое в чем цивилизация преуспела, кое в чем отстала. Преуспевания было заметно больше, чем отставания.

О магах, способных преодолеть пространственный барьер и уничтожить целую цивилизацию параллельного мира, я не узнал ничего. Магия не была стезей Меллора, он вообще игнорировал ее существование, несмотря на то, что сталкивался с ней едва ли не каждый день.

Существование людей, одаренных способностью к магии и бездарных в ней, — это вселенская несправедливость, считал он. Умения музыки, живописи или литературы — их может приобрести любой человек, с талантом или без, а возможность управления магией — только некоторые, избранные люди. Причем избранные непонятно кем, происхождение и вероисповедание не играло никакой роли в появлении таланта магии. И с каждым годом одаренных такой уникальной способностью людей становилось все меньше. Или рано или поздно, но человек совсем перестанет контролировать магию, и никак не получится этого избежать. Природа или бог восстановят баланс, избавят от несправедливости.

Мы проговорили до поздней ночи. Мне удалось дополнить некоторые теории и гипотезы, которые предложил мне на рассмотрение Меллор, немного рассказать ему про жизнь в информационном обществе, о технических изобретениях, достижениях человека.

В итоге мы совершили очень ценный для нас обоих информационный обмен. И когда мы все же наговорились и я возвращался в предоставленные мне покои, голова моя просто раскалывалась от переизбытка новых знаний. Я просто рухнул на постель и уснул, не снимая одежды.

Сны мне больше не снились. Не считая того странного видения, о смерти целого мира. О гибели моего мира. Быть может, Эфир научился управлять импульсами в мозгу, рождающими сны и галлюцинации, и просто блокировал их, а может, я просто ничего не запоминал. Хотя под утро мне удалось кое-что увидеть. И это был не сон, однозначно, а какой-то сигнал, сообщение, быть может, телепатическая связь.

Я увидел бегущего по лесу одинокого человека в синих одеждах, преследуемого неизвестными тенями. Их было много. Они не атаковали издалека, не нападали, а просто шли за ним. И человек не мог убежать, как бы ни старался. Он непрерывно оглядывался, постоянно запинался, но все равно поднимался и бежал дальше. Мне лишь на мгновение открылось его лицо, но, даже не видя лица этого человека, я знал, кто он такой.

Герман…

Я приоткрыл глаза и почувствовал, что нахожусь в комнате не один. Незнакомец сидел в кресле, укрывшись в тени, и ждал моего пробуждения. Я не мог видеть его лица и, что странно, не мог видеть его рук, лишь рукава — короткие, но пустые, а также ног — серая мантия опускалась до самого пола.