Робин Ла Фиверс - Темное торжество

— Осторожнее, — говорю я. — Ты должна заботиться обо мне, а не калечить!

Она зло смотрит на меня, и я слышу, как у нее кровь закипает от ярости. Именно в этот момент в комнату вваливается Тефани. Она на ходу застегивает поясок, подвесив к нему подаренный мною нож.

— Довольно, — произношу я. — Сейчас у меня другие развлечения на уме. — Мне известно, что сегодня д'Альбрэ с большей частью гарнизона намерен двинуться на Ансени, чтобы выбить французов из наследного владения маршала Рье. То есть день самый что ни на есть подходящий для вынюхивания секретов. — Откуда, говорите, доносились стоны и жалобы привидений? Я бы не отказалась самолично послушать.

Мне известно, что призраки молчаливы. А вот пленники — нет.

Скоро выясняется, что неупокоенные духи облюбовали старую башню — ту самую, откуда я наблюдала за битвой. Пожалуй, это самое подходящее место, чтобы содержать пленника. Башня расположена достаточно уединенно, вдалеке от жилых покоев и наиболее посещаемых мест замка.

Мои фрейлины не смеют тревожить призраков и остаются ждать меня в часовне неподалеку от башни, заодно и помолятся за упокой новопреставленных баронов. Это меня более чем устраивает. Чем меньше любопытных глаз, тем лучше!

Старую башню выстроили почти два века назад. Кладка от старости выглядит корявой, крышу пора бы починить… Я дергаю тяжелую деревянную дверь и обнаруживаю, что она заперта.

Сердце сразу начинает биться быстрее. Когда я в прошлый раз сюда приходила, здесь не было запора!

Однако никаких стражников поблизости не видать, и я заглядываю в узкую стрелковую амбразуру, прорезанную в стене. Между прочим, призраки тут действительно водятся. Я ощущаю ледяной холод их присутствия, истекающий из отверстия. Однако привидения не громыхают цепями и вообще звуков не издают…

Я украдкой оглядываюсь. Во дворе болтаются слуги, проходят вооруженные охранники… Жаль, не то я быстро справилась бы с замком!

Не обращая внимания на замогильный холод, пытаюсь уловить биение человеческого сердца или еще какие-то признаки жизни. Я очень стараюсь, но на то, чтобы проницать двенадцать футов каменной кладки, моих способностей не хватает. Поднимаюсь по внешней лестнице к деревянным мосткам и, вытягиваясь на цыпочках, силюсь заглянуть в другую амбразуру, повыше.

Внутри темнота, едва нарушенная узким лучиком света. Я никого там не вижу. Ни стражи, ни узника. Вообще ничего живого.

Хотя… погодите-ка! Моего слуха достигает слабый отзвук, идущий словно бы из земных бездн… И потом — стон. Или шепот. А может, вообще игра ветра в каменных стенах. Но это единственная зацепка, которая у меня есть, и я решаю считать донесшийся звук человеческими стенаниями. Еле слышные, они некоторым образом придают мне решимости. Я дождусь темноты и распотрошу замок. Или украду ключ. Задача, стоящая передо мной, выглядит по-прежнему нерешаемой. Но если сидеть в этой крепости сложа руки и ждать приказов, которые к тому же не приходят, — тут и спятить недолго.

А еще мне нравится думать, что я способна не только убивать. Или соблазнять при необходимости.

Когда я возвращаюсь в часовню за фрейлинами, я обнаруживаю лишь Тефани, коленопреклоненную у алтаря. Пониже распятия расположены девять небольших ниш, в каждой изображение одного из девяти древних святых. Вот святой Мортейн, вот святая Матрона и Ее дочери, Аморна с Ардвинной. Святая Мер, святой Камул, святой Циссоний… и особо чтимый мною святой Салоний, небесный покровитель ошибающихся.

Я ненадолго задумываюсь, не следует ли оставить приношение святому Мортейну? Уж не подозревает ли Он, как непрочна моя вера? Она едва защищает меня от куда более жуткого сомнения в Его существовании. С какой же просьбой к Нему обратиться?

Избавление. Вот о чем я стану молиться.

«Всеблагой Мортейн, прошу, избавь меня от навязчивого кошмара, который все никак не развеется…»

И тут я вдруг фыркаю, немало напугав бедняжку Тефани. Я же твердила эту самую молитву долгих полгода, и посмотрите-ка, что вымолила! Горькая правда состоит в том, что святой Мортейн оставил меня. А может, Его и вовсе не существует.

Но если признать это последнее, моим отцом оказывается д'Альбрэ. Так что лучше я буду думать, что попросту впала у Мортейна в немилость.

Поскольку почти все мужчины отбыли выгонять французов из Ансени, придворные дамы семейства д'Альбрэ ужинают не в большом зале, а в зимней гостиной. Это помещение гораздо меньше и намного уютней. Не говоря уже о том, что здесь куда теплей.

Мадам Динан явно гордится своей ролью кастелянши. Она стоит во главе стола, ожидая, пока все не соберутся. Я прихожу с опозданием, и она хмурится, но я не обращаю внимания. Меня куда больше интересует изрядная связка ключей у нее на поясе.

Это ключи д'Альбрэ.

Я отвожу взгляд, прежде чем она успевает заметить мой пристальный интерес, и за ужином вовсю сплетничаю с другими дамами. Тем не менее мои раздумья то и дело возвращаются к этим самым ключам. И к тому, насколько они облегчили бы мои поиски, пока не вернулся д'Альбрэ.

После ужина я целый час жду, чтобы все отошли ко сну. За это время я успеваю посетить драгоценную шкатулку, где хранятся немногочисленные памятки из монастыря. Сестра Серафина снабдила меня внушительным запасом ядов, и все они отменно замаскированы. Вот, например, хрустальный пузырек; в нем вроде бы та же самая белладонна, с помощью которой красавицы придают блеск глазам… только это снадобье намного мощнее. Вот золотая коробочка с порошком мышьяка. Вот горшочек с «силком Ардвинны» — на вид просто мазь от ожогов. А вот золотая сеточка для волос, украшенная россыпью белых жемчужин, и каждая бусина начинена ядом с простым названием «месть».

Я вытаскиваю бумажный кулечек, полный тонкого белого порошка, который сестра Серафина называла «ночными шепотами». Этого хватит, чтобы погубить крупного мужчину. Половинная доза убьет женщину. Чтобы мадам Динан непробудным сном спала до утра, достанет щепотки.

Отмерив нужное количество, я прячу крохотный сверток в ножны на запястье, потом разыскиваю сапожки, нарочно для меня сшитые в монастыре. Они из мягчайшей кожи, так что в них я двигаюсь неслышно, как тень.

Покинув наконец относительную безопасность своих покоев, я направляюсь к апартаментам мадам Динан.

Однажды, когда мне было лет десять, д'Альбрэ так осерчал на своего любимого травильного кобеля, не сумевшего свалить матерого оленя с рогами о двенадцати отростках, что выстрелил в беднягу из охотничьего лука. Помню, верный пес коротко взвизгнул от боли, а потом… пополз к д'Альбрэ. В спине у него торчала стрела, он волочил задние лапы и еле слышно подвывал, вымаливая прощение… Д'Альбрэ наконец смягчился и выпустил еще одну стрелу, которая и положила конец мучениям кобеля.