Сурен Цормудян - Боевой вестник

— Или все дело в том, что она простолюдинка, а я принцесса величайшего из королевств? — обличающим тоном вопрошала дева.

Королева Анриетта снова бросила гневный взгляд на мужа. Но король оставался почти невозмутим, однако уже стало заметно, что он еле сдерживает смех, пряча его под ладонью, неторопливо разглаживающей усы.

Кажется, уловка Элиссы удалась: лорд Хайдамар вышел из себя и уже не мог этого скрывать. Лицо его, и так не излучавшее доброту и великодушие, стало еще более суровым, брови хмурыми, а взгляд злым. И нетерпение его взяло вверх.

— Принцесса, я пришел просить вашей руки и предложить мое сердце. Каков ваш ответ?

Его тон ясно давал понять, что он намерен прекратить этот разговор. К тому же он сказал просто «принцесса», а не «моя принцесса». И даже не «прекрасная принцесса». Возможно, он хотел произнести какое-то другое слово — например, «чертовка» или «взбалмошная бестия». И вероятно, Элисса поняла, что он имел в виду, однако ничуть не смутилась. Наверняка она именно этого и добивалась, и это понимал даже король. Лорд Родмар Хайдамар был уже далеко не первый высокий гость замка на берегу Слезной бухты, омывающей столицу королевства, который прибыл в великий город Артогно, чтобы просить руки прекрасной Элиссы Эверрет. И каждый раз она была непреклонна: сбивала просителей с толку, ставила в неловкое положение и отпускала ни с чем. Она упорно не хотела замуж, несмотря на настояния матери и уговоры высших советников. А вот король совсем не настаивал. Он единственный из родственников и домочадцев никогда не упрекал ее. Король холил и лелеял свою прекрасную дочь и всегда радовался тому, что она может принимать самостоятельные решения. И даже не злился на ее совсем уж неподобающие выходки. К примеру, когда Элиссе было двенадцать и она решила выучиться игре на флейте, ее няни и воспитательницы, да и мать тоже, стали яростно этому противиться. Дескать, негоже благородной леди подносить к устам флейту. Это некрасиво. Благородные леди играют на арфе. Только король не возражал, а, наоборот, велел изготовить с полдюжины флейт, отделанных драгоценностями и различно звучащих. Когда ей исполнилось шестнадцать и все вокруг стали говорить, что теперь Элисса должна готовиться к замужеству, она заявила, что у нее совершенно другие интересы. Она постоянно выскальзывала из цепкой хватки своих нянек, когда те пытались обучить ее весьма деликатным и интимным вещам. Однажды ей преподнесли специальную книгу, заказанную в далеких землях за Срединным морем и несущую на своих страницах массу красочных и весьма откровенных рисунков о таинствах интимной жизни. Принцессе велели изучить ее досконально, но она вскоре вернула книгу воспитательницам, и те пришли в ужас: на всех иллюстрациях любовникам были пририсованы ослиные уши, рога, хвосты, бороды, восседающие на голове жабы, а на паре рисунков принцесса умудрилась изобразить ослиные уши, выпученные глаза и смеющиеся пасти даже на любовных органах. Королева Анриетта принесла книгу королю и напомнила, сколько монет та стоила, не говоря уже о труде, который вложили великие заморские мастера в это пособие будущей супруге высокого лорда. Но в ответ королева услышала лишь оглушительный смех. Король Хлодвиг хохотал до слез, перелистывая страницы и разглядывая внесенные чернилами изменения, сделанные дочерью.

А Элисса в то время затеяла создать кукольный театр. Она сочиняла песни, короткие сказки, придумывала персонажи, сама шила и разукрашивала кукол. Очень часто можно было увидеть спешащую куда-то принцессу, перемазанную охрой различных оттенков, а порой отпечаток ее ладони оставался на блестящем панцире кого-нибудь из стражников. Пару раз она даже умудрилась схватить за обе щеки десницу короля — Нэйроса Вэйлорда, самого угрюмого и нелюдимого человека в замке. Это если не считать ужасного палача, сира Гильома Блэйда, о котором вообще старались не вспоминать, пока не возникало нужды лишить кого-то головы, что при нынешнем короле случалось крайне редко. Весело смеясь, принцесса быстро упорхнула от лорда Нэйроса, оставив на его щеках две красочные печати своих нежных ладошек: одна зеленого цвета, другая алого. Придворные не раз жаловались королю — кстати, Вэйлорд не жаловался, — но в ответ слышали только хохот. Однако Хлодвиг все же попросил дочь прекратить метить людей краской, и эту просьбу она выполнила. Но вот о замужестве и слышать не хотела. Сейчас, когда Элиссе было уже восемнадцать, она стала еще краше и еще желаннее для неженатых лордов. Однако по-прежнему не думала о браке, увлекаясь музыкой, танцами и, конечно, своим театром, где ей помогали дочери придворных служащих. В комнате Элиссы собралась целая армия различных зверушек, сказочных дев, рыцарей и причудливых существ ее собственного изготовления. Это были куклы, надеваемые на руку подобно перчаткам. Элисса с подругами сама разыгрывала спектакли, исполняя роль то старой злой колдуньи, то наивного и доброго зеленого дракончика. Роли прекрасных дев и принцесс она отчего-то не любила и охотно уступала подружкам. Ее театр предназначался для детей простолюдинов, у которых было не так много развлечений. Естественно, никакой платы с них не требовалось, для Элиссы было важно, чтобы дети смотрели ее спектакли, радовались и смеялись. Недаром в народе Элиссу называли принцессой кукол и детских сердец. Простой люд любил ее за доброе и нежное сердце и радость, которую она несла детям. А смех детей и их искренняя любовь к тому, что она делала, для принцессы были куда важней дорогих подношений и елейных слов, что оставляли в тронном зале вереницы богатых и знатных женихов.

Воспитательницы и няньки наперебой твердили королю, что увлечение Элиссы театром — баловство, неприличное для взрослой девушки и мешающее замужеству. Однажды король переоделся стражником и вдвоем с Нэйросом Вэйлордом, своим другом детства, отправился на очередное представление, что Элисса давала на малом ристалище у стены замка. Стоя позади скамеек, усыпанных детворой, они смотрели сквозь опущенные забрала, а когда представление закончилось, аплодировали вместе с простым людом.

— Ну, что скажешь? — спросила королева, когда узнала, что Хлодвиг присутствовал на спектакле дочери.

Рядом с королевой стояла внушительная толпа ворчливых воспитательниц и занудных нянек принцессы, надеявшихся, что он посулит провести с Элиссой серьезный разговор.

— Что я скажу? — Король широко улыбнулся. — Я скажу, что несказанно горд за нашу дочь. И рад за то, что она делает. Чего, увы, нельзя сказать о ее брате…

Такова была Элисса, очень не любившая строгие правила и условности жизни в королевском замке. Она, казалось, самим своим существованием вносила яркий свет в огромную королевскую твердыню из бурого камня, что казалась издали мрачным гигантским стражем, нависшим над городом Артогно. Однако она не спешила покинуть замок, обвенчаться с каким-нибудь лордом и переехать в его феод. Не хотела оставлять свой театр, смех детворы, подружек и возможность в очередной раз кинуть из окна покоев виноградину в седеющую голову угрюмого Нэйроса, тренирующего во внутреннем дворе молодых стражников. Шутить над Нэйросом ей нравилось. Он никогда не гневался и не жаловался, даже в лице не менялся, только поднимал черную бровь над одним из своих волчьих глаз. Однажды он умудрился поймать брошенную ягоду на лету, даже не глядя вверх, и отправил в рот.