Сурен Цормудян - Боевой вестник

— Вы не понимаете, он очень опасен… — растерянно проговорил Малколм.

— От того, что ты это повторяешь без конца, яснее нам не становится.

— Он лазутчик колдунов Мамонтова острова и послан ими сеять смуту в королевстве перед новой войной. Течение в океане Предела сменилось!

— И откуда нам знать, что сие не клевета?

— Зачем же клеветать на человека, а потом предлагать за его поимку полсотни ликов? — Латник развел руками.

— Почем мне-то знать, зачем это вам? Про меня говорили, что я конокрад. Но я увел всего одного коня — того, что отняли у моего отца за долги. А потом услышал, что я будто бы угонял целые табуны и убивал гуртовщиков десятками. Ну, двоих, может, и прибил. Но за дело. Про моего друга, Красавчика Флориана, говорят, что он насильничал, лишая честных дев невинности. А на деле девки за ним сами гонялись. Дочка знатного лорда сама ему свою невинность подарила, а Флориану за это порвали рот. Благо, сбежал наш Красавчик от мясников того лорда, а то тем бы дело не кончилось. Так что не спрашивай меня, зачем вам и таким, как вы, клеветать на человека, объявляя его в розыск. Ты сам вот только что сказал, не знаешь, дескать, что он натворил… Как там его?

— Олвин Тоот.

— Да. — Карл кивнул. — Так что беседа наша затянулась. Давай плату за то, что ты еще жив.

— Командор городской стражи Лютеции барон Гальмер Девинпорт и магистр боя ордена вестников сир Эдвин Вистигейт в знак их доброй воли наказали передать вам сей кошелек. — Латник извлек из сумки на седле кожаный мешочек.

— Даже так? — Здоровяк покачал головой и выставил свободную руку. — Кидай.

Малколм бросил кошель, и Карл поймал. Затем стал внимательно разглядывать, щупая большим пальцем.

— Кошель совсем новый, а? Кожа свежая. Не размякла еще.

— В нем деньги, сударь…

— Это я догадался. Только вот, подозреваю, что не все там деньги, что были в нем, когда кошель попал к тебе в руки.

— Простите? — выдохнул Малколм.

— Кошель был набит туго. Настолько туго, что у горловины ребра монет в кожу впечатались. И не разгладились еще отпечатки. Но теперь он наполовину пуст. Ты, мерзкий поганец, у меня воруешь или у своего господина?

Угрожающий взгляд вперился в перепуганного латника.

— О боги, — выдохнул Малколм и дрожащей рукой стер со лба пот.

— А может, ты обокрал одновременно и меня, и своего господина? Может, твоим лордам и баронам тебя притащить волоком за конем?

— Что вы… Я не…

— Давай сюда остальные монеты. Живо! — зарычал Карл.

— У меня больше ничего нет!

— Шон! — крикнул Карл в сторону леса. — Еще одну!

И, вновь рассекая воздух, в землю вонзилась стрела, совсем близко к латнику.

— Выбирай себе смерть, Малколм. Я могу проломить тебе череп этим, — разбойник вновь приподнял кистень, — могу вспороть брюхо и выбросить его содержимое в дорожную пыль. А еще мой друг Шон может вонзить тебе стрелу в горло. Или в глаз.

Судорожными движениями латник извлек из-под кожаной кирасы другой кошель и бросил к ногам Карла:

— Все! Это все! У меня больше ничего нет!

— Тогда садись на своего коня, покуда у меня не возникло желания забрать и его, да убирайся отсюда поскорее.

— А мой меч? — жалобно всхлипнул Малколм.

— Его я оставлю себе. После сытного пира со свежей олениной, за которую твои хозяева любят два пальца рубить, будет чем в зубах ковыряться. Проваливай, да поживей!

Это требование латник выполнил с огромной радостью. Вскочив в седло с невероятной прытью, он развернул коня и погнал обратно в сторону Лютеции, пригибаясь на скаку и явно опасаясь стрелы в спину. Карл Лысая Гора проводил его взглядом и поднял второй мешочек с деньгами. Затем подошел к кустам и отыскал трофейный меч. В это время на дорогу вышел Шон Арчер, по прозвищу Покойник: тридцати шести лет, с длинными каштановыми волосами, подобранными у висков и прихваченными сзади тесемкой. Выглядел он хмуро, то и дело почесывал бороду о кожаный наплечник. За спиной его виднелся колчан. Вытащив три воткнутые в землю стрелы, он принялся вытирать наконечники о колено.

— Пятьдесят ликов за поимку одного беглеца. Недурно, да, дружище? — обратился к нему здоровяк.

— Не глупи, Карл, — отозвался Шон Покойник, проверяя оперение стрел и отправляя их обратно в колчан. — Неужели не видишь подвоха?

— Какого подвоха? — удивился Карл.

— А такого. Хитрая уловка это. Они объявляют нам, что ловят какого-то преступника. Потом, попомни мое слово, объявится какой-нибудь проходимец и назовется этим самым Олвином. Мы его повяжем и потащим в Лютецию, и там нас схватят…

Крошка Четт и его сводный брат наблюдали за своими подельниками, не забывая также следить и за дорогой, по которой недавно умчался перепуганный латник. Теперь место засады надо менять, но что-то Лысая Гора и Шон Покойник не на шутку разболтались.

— А этот ваш лучник умен и осторожен, — послышался вдруг голос позади.

Братья вздрогнули и обернулись, но никого поблизости не увидели, только деревья и кусты. Где-то неподалеку стучал дятел. Не почудилось ли?

— Кто здесь? — тихо спросил Четт.

— А что, меня не видно? — отозвался насмешливый голос.

— Нет…

— Вот и славно. Так, значит, тот лучник у вас главный? Или все же здоровяк? Надеюсь, у вас здравый рассудок стоит повыше грубой силы?

— Выходи, кем бы ты ни был! — Джон Мясник крепко схватился за рукоятку топора.

— Мой друг, топор ни к чему в нашей беседе. Тем более что он не поможет. Но я не собираюсь причинять вам вред. Иначе разве стал бы я подавать голос, пока вы меня не видите?

— Да где ты, поимей тебя тринадцатый!

В густой кроне ближайшего дерева что-то звякнуло, в лучах солнца ярко блеснула золотая монета. Крошка Четт протянул руку, едва не свалившись с ветки, благо Джон успел ухватить его за жилетку. Монета упала под деревом.

— Золотой пегас! — воскликнул Четт.

— Да. И у меня еще есть. Мне нужно переговорить с вашим старшим. Кто это — лучник или здоровяк?

— У нас все равны, — неуверенно произнес Крошка Четт.

— Вот как? Значит, ты, мальчик, ровня тому здоровяку? Что ж, я не против равенства, пусть и всегда считал его блажью. Однако даже среди равных есть первый. И мне надо с ним поговорить.

— Лысая Гора! Красавчик! Шон! — закричал Джон Мясник. — Все сюда, скорее!

Затрещали ветки, пропуская кого-то. Первым у дерева оказался человек лет двадцати пяти. С длинными светлыми волосами, высокий и голубоглазый, он и вправду был красив когда-то, но сейчас от углов рта тянулись длинные шрамы. Когда-то ему разорвали рот, а потом неумело зашили, и на лице его как будто навечно застыла жуткая ухмылка. Красавчик Флориан держал в руках арбалет.

— Что случилось? — спросил Красавчик, уставившись наверх, где сидели братья.