Хартман Рейчел - Серафина

Освещенный сзади лампами, темный силуэт квигутля замер, обдумывая, на что выменять деньги. Глаза его то выпучивались, то втягивались от размышлений. Тварь порылась у себя в глотке — там у них был кожаный мешок — и вынула два предмета.

— Ф фобой у меня только мелофи — рыбка ив медной и феребряной филиграни… — Он показал ее, держа между двумя большими пальцами одной правой руки. — …И вот еффе, тут в офновном олово. Это яферица ф феловефьей головой.

Сощурясь, я присмотрелась к предметам в слабом свете, исходящем со стороны конюшни. Ящерица с человеческим лицом выглядела довольно отвратно. И внезапно мне очень захотелось ее получить, словно она была одним из моих гротескных персонажей, которому негде было поселиться.

— Я профу две феребряные монеты, — сказал квиг, заметив, к чему приковано мое внимание. — Конефно, это дорове, фем олово, иф которого она фделана, но уф офень хитрый там механивм.

За спиной моего ползучего собеседника раздался стук копыт. Я вскинула голову, тревожась, как бы нас не заметили. Квигов здесь не раз колотили за совращение человеческих женщин; не было никакого желания думать, что случалось с женщинами, которые относились к ящерам по-доброму. Но всадники остановились у конюшни и даже не глянули в нашу сторону. Звеня шпорами, соскочили на булыжную мостовую. У каждого на поясе висело по кинжалу; сталь блестела в свете ламп.

Надо было поскорее отпустить квига и добраться до Ормы. Поначалу я подумала, что головная боль началась так внезапно от запаха драконьей крови, но она все не хотела проходить. Два раза за два дня — ничего хорошего это не предвещало.

Я вытащила кошелек из рукава.

— Согласна, но пообещайте мне, что в этом вашем хитром механизме нет ничего противозаконного.

Некоторые из их устройств — те, что позволяли видеть, слышать или говорить на большом расстоянии, — позволялось носить только саарантраи. Многие другие, например, дверных червей или взрывчатку, не разрешалось иметь никому.

Существо изобразило возмущение.

— Нифего противоваконного! Я ваконопофлуфный…

— Вот только почему-то не сидите после заката в Квигхоле, — проворчала я, отдавая существу серебро. Оно закинуло монеты в рот, а я положила фигурку в кошелек и туго затянула кожаные завязки.

Когда я снова подняла голову, квигутля уже след простыл, исчез без единого звука. Те самые два всадника бежали в мою сторону, подняв кинжалы.

— Даанова сковородка! — воскликнул один. — Пожиратель отбросов по отвесной стене сбежал!

— Вы как, девушка? — спросил другой, пониже, и торопливо схватил меня за плечо. От их дыхания пахло таверной.

— Спасибо, что прогнали его, — сказала я, выворачиваясь из его хватки. В голове били молоты. — Оно просило денег. Эти твари бывают такими прилипчивыми.

Невысокий заметил у меня в руке кошелек.

— Вот зараза! Вы ему, надеюсь, ничего не дали? Нечего паразитов прикармливать.

— Черви-попрошайки! — рыкнул длинный, по-прежнему оглядывая стену и держа кинжал наготове. Они походили на братьев, у обоих были одинаковые широкие носы. Я решила, что это купцы: хорошо сшитая, но неприхотливая шерстяная одежда выдавала богатство, смешанное с практичностью.

Длинный сплюнул на землю.

— Пять кварталов нельзя пройти, чтобы на них не наткнуться.

— Да в собственный подвал не спустишься, чтобы там на ящике с луком не свернулась эта тварь, — добавил коротышка, наигранно всплеснув руками. — Наша сестра Луиза однажды нашла такого у себя под обеденным столом — прицепился к крышке снизу и висел. Весь праздничный ужин испортил своим чумным дыханием. От него у ее малыша падучая началась. И как тут защититься от вторжения в собственный дом? Да никак, если не хочешь оказаться в тюрьме!

Об этом случае я знала. Мой отец представлял квигутлей в суде, но в итоге ворота в Квигхол все равно стали поднимать на ночь, запирая нелюдей внутри — конечно же, только для их безопасности. Законопослушные ученые-саарантраи из коллегии святого Берта оспорили решение; отец защищал и их тоже, но безуспешно. Квигхол превратился в карцер.

Если бы только можно было рассказать этим братьям, что ящеры не опасны, что им, кажется, просто не удается понять разницу между «мое» и «твое», когда дело касается жилого пространства. Что свиньи пахнут так же плохо, и все же никто не подозревает свиней в нечистых помыслах или в том, что они разносят болезни. Но было ясно, что эти люди не поблагодарят меня за то, что я их просветила.

И тут вдруг братья загорелись; из-под кожи прорвалось яркое свечение, словно внутренности у них были из расплавленного свинца и вот-вот займутся пламенем.

О нет. Сияние — единственное предупреждение перед началом видений. Теперь уже ничего поделать было нельзя. Я села прямо посреди улицы и опустила голову между колен, чтобы не удариться ею, когда упаду.

— Вам нехорошо? — спросил коротышка. Голос его доносился до меня волнами, будто он говорил сквозь толщу воды.

— Не дайте мне прикусить язык, — сумела выдавить я, а потом сознание покинуло меня, и разум утянуло в бездонный водоворот видения.

Моя сущность, незримая, как всегда в видениях, смотрела вниз на комнату с тремя огромными кроватями и горой нераспакованного багажа. В углу были свалены шелковые шарфы зеленого, золотого и розового цветов, перепутанные с радужными ожерельями, веерами из перьев и потускневшими монистами. Это определенно был постоялый двор; на каждой из кроватей поместилось бы с полдюжины человек.

Сейчас в комнате был только один. И я его знала, хотя он и подрос со времени последнего видения и на этот раз не висел на дереве.

Дверь приоткрылась, в щель просунула голову женщина-порфирийка; волосы, обрамляющие ее лицо, были скатаны в локоны толщиной в палец и оканчивались серебряными бусинами. Летучий мыш сидел на средней кровати, скрестив ноги и уставясь в потолок; она заговорила с ним на своем языке, и он вздрогнул, словно его вырвали из глубоких раздумий. Порфирийка вскинула брови, извиняясь, а потом жестами изобразила, как что-то ест. Он покачал головой, и она молча закрыла дверь.

Он поднялся, утопая босыми ногами в неровной соломенной подстилке. На нем были порфирийские штаны и туника до колен, детский амулет на шнурке на шее и маленькие золотые серьги в ушах. Мальчишка медленно помахал руками в воздухе, словно разгоняя паутину. Соломенный матрас был не особенно упругим, но он подпрыгнул изо всех сил и с третьей попытки достал до потолка.

Еще никогда люди из видений не знали о моем присутствии. Да и откуда им было знать? На самом деле меня там не было. Он не мог коснуться моего лица, потому что касаться было нечего, но я вдруг почувствовала, что пытаюсь отстраниться от его настойчивой ладони.