Хартман Рейчел - Серафина

Мы отбросили разногласия и, склонив головы друг к другу, разработали план, оставив в неведении королеву с Комонотом и взвалив всю тяжесть поддержания мира на себя. Всего-то и нужно проследить за ардмагаром еще одну ночь, суметь отпраздновать канун Дня соглашения без смертей, а потом он вернется домой. Если заговор действительно существует и Комонота убьют в Танамуте — что ж, это уже будет не в наших руках.

Киггс должен был усилить охрану дворца, хотя она уже и так была максимально многочисленна — если только мы не хотели, чтобы иностранные гости танцевали на балу со стражниками. Ему также нужно было сообщить послу Фульде, что он считает, будто реальная опасность для Комонота таится здесь, дома, и просил бы отозвать Эскар и пти-ард обратно во дворец, чтобы они смогли помочь. В последний раз они докладывали, будучи за много миль от города, и оставалось неясным, успеют ли они назад вовремя. Глиссельде выпало при всякой возможности держаться поближе к ардмагару; она пожаловалась, что не успеет повторить Терциуса к концерту, но по блеску в ее глазах было видно — тайны увлекают ее куда сильнее, чем музыка.

У меня, конечно, были свои обязанности — ассистировать Виридиусу и готовить развлечения. До бала я должна была сосредоточиться на этом, а потом уже помогать нянчить ардмагара.

Втайне я поставила себе еще пару дополнительных задач. Мне хотелось, чтобы все трое моих родных полукровок были рядом. Нам могла понадобиться любая помощь, какой только можно было заручиться.

Едва вернувшись в свои покои, я отыскала Абдо в саду гротесков. Он висел вверх ногами на фиговом дереве, но тут же спрыгнул вниз, увидев меня, и угостил орехами гола.

— Я сегодня видела вашу труппу издалека, — сказала я и уселась на землю рядом с ним, скрестив ноги. — Жалко, что я не подошла, потому что неловко просить тебя о помощи, еще даже не познакомившись.

— Не говорите так, мадамина! Конечно, я помогу, если смогу.

Я рассказала ему, в чем дело.

— Приводи всю труппу. Я освобожу вам место в программе. Оденьтесь…

— Мы знаем, что прилично при гореддском дворе.

— Конечно, знаете. Прости меня. Там будут и другие наши, другие… как ты их назвал по-порфирийски?

— Итиасаари?

— Да. Ты же видел здесь в саду Грома и госпожу Котелок?

— Конечно, — сказал он. — Я вижу все, что вы позволяете мне видеть.

Я едва не вздрогнула. Интересно, может он чувствовать вкус моего настроения в дуновении ветра, как могла Джаннула?

— Мне нужно будет, чтобы вы все работали вместе и помогали друг другу, так же, как помогли бы мне.

— Вам приказывать, мадамина. Ваше право. Я буду там, готовый.

Я улыбнулась ему и, поднявшись, чтобы уходить, отряхнула пыль с юбки.

— «Мадамина» — это по-порфирийски «девушка», как самсамское «граусляйн»?

У него округлились глаза.

— Нет, вовсе! Это значит «генерал».

— По… почему же ты меня так называешь?

— А почему вы называете меня Летучим мышом? Надо было как-то вас называть, а вы каждый день приходите сюда, словно устраиваете смотр войскам. — Он смущенно улыбнулся и добавил: — Когда-то, очень давно, вы сказали кому-то здесь… той девушке с красивыми зелеными глазами, той, которую вы отослали. Вы сказали ей вслух свое имя, но я не расслышал его.

Вокруг нас поднялся ветер изумления.

Не знаю, где Ларс спал той ночью, но со всех сторон сыпалось достаточно прозрачных намеков, чтобы можно было опасаться, связавшись с ним, узнать о личной жизни Виридиуса куда больше, чем мне бы хотелось.

Я дождалась утра, сделала себе укрепляющую чашку чая и пошла прямо в сад. Взяла Грома за руки, и меня вихрем утянуло в видение. К моему изумлению, подо мной словно распростерся весь мир: город, мерцающий розовым в свете зари, блестящая лента реки, раскинувшиеся вдалеке поля. Ларс стоял на зубцах навесной башни — одна нога на одном зубце, другая на другом — и играл на волынке рассвету и городу, просыпавшемуся у него под ногами.

Мое эфемерное присутствие ему не помешало; я дождалась, пока он закончит, тайно смакуя ощущение полета над городом, окрыленная его музыкой. Восхитительное ощущение — быть так высоко и не бояться упасть.

— Ты стесь, Серафина? — сказал он наконец.

«Да. Мне нужна твоя помощь».

Я рассказала ему, что опасаюсь за ардмагара, что, возможно, потребуется вызвать его в любой момент без предупреждения, что другие наши — Абдо и дама Окра — будут помогать, и объяснила, как их распознать. Если Ларс и удивился, услышав, что есть и другие полудраконы, его самсамский стоицизм не позволил ему этого показать.

— Но откуда придет опасность, Серафина? На замок нападут? Или предатель где-то при дфоре?

Не зная, как сказать, кого мы подозреваем, я осторожно начала:

«Я знаю, ты не любишь обсуждать Йозефа, но…»

Он прервал меня.

— Нет. Мне нечего о нем скасать.

«Он может быть причастен. Возможно, это его рук дело».

Он изменился в лице, но решения не переменил.

— Если так, я фсе рафно фам помогу. Но я поклялся не гофорить, кто он. — Ларс рассеянно провел пальцем по трубке волынки. — Мошет быть, — сказал он, поразмыслив, — мне лучше прийти с орушием.

«Не думаю, что Киггс позволит кому-то, кроме дворцовой стражи, прийти вооруженным».

— При мне фсегда мои кулаки и моя фоенная фолынка!

«Э-э-э… ага. Так держать, Ларс».

Что ж, вечер обещал выйти незабываемым.

Связываться с дамой Окрой через сад разума я не решилась — мне совершенно не улыбалось идти на праздник в честь кануна Дня соглашения с черно-синим носом.

Все утро прошло в торопливых и нервных хлопотах: нужно было показать, где вешать гирлянды, как расставить канделябры и перегородки, проследить, как переносят клавесин — он походил на гроб, когда четверо мужчин заносили его в двери, отвинтив ножки — и сделать еще бесчисленное множество других последнемоментных мелочей. Все это время я сознательно пыталась привлечь внимание дамы Окры, не врываясь к ней через видение. Все мои попытки овеществить свое желание, спроецировать фальшивую необходимость — я то и дело печально вздыхала и бормотала: «Эх, сейчас бы так пригодилась помощь дамы Окры!» — окончились всесторонним провалом.

Мне едва хватило времени добежать до своих покоев и переодеться к ужину; алое платье, подарок Милли, уже было готово, так что оставалось чисто механически сменить верхний слой одежды. Никакой рискованной наготы: в любую минуту может явиться горничная, чтобы сделать мне прическу. Глиссельда настаивала на этом пункте так горячо, что даже пригрозила мне Милли, если я не поклянусь, что не стану убирать волосы сама.

Горничная прибыла, мои волосы покорились мучителю. Первым впечатлением, когда я увидела себя в зеркале, было потрясение от того, какая у меня, оказывается, длинная шея. Обычно волосы это скрывали, но теперь, когда они все оказались нагромождены на голове, я положительно напоминала жирафа. Декольте платья Милли тоже делу не помогло. Пф.