Корнелия Функе - Чернильная смерть

— Новые песни сложены не очень искусно, — продолжала она. — Но это искупается рисунками Бальбулуса. С тех пор как мой отец посадил Зяблика хозяйничать в нашем замке, Бальбулус работает в основном по ночам, а я держу новые книги у себя, чтобы их не продали, как всю остальную библиотеку. Я читаю их, пока Зяблик пирует в большом зале. Я читаю вслух, чтобы заглушить шум: пьяный ор, глупый смех, плач Туллио, которого опять травят… И каждое слово наполняет мое сердце надеждой — надеждой, что в один прекрасный день в этот зал придешь ты, прихватив с собой Черного Принца, и вы перебьете их всех. Одного за другим. А я буду стоять рядом, по щиколотку в их крови.

Солдаты Виоланты и бровью не повели. Они, похоже, привыкли к таким речам своей госпожи. Виоланта шагнула к нему.

— Я велела искать тебя с того самого дня, как услышала от людей моего отца, что ты скрываешься по эту сторону Чащи. Я хотела найти тебя раньше, чем они, но ты умеешь оставаться невидимым. Наверное, тебя прячут феи и кобольды, как об этом поется в песнях, а кикиморы лечат твои раны…

Мо не выдержал и улыбнулся. На мгновение Виоланта показалась ему ужасно похожей на Мегги, когда та рассказывает какую-нибудь из своих любимых историй.

— Чему ты улыбаешься? — Виоланта нахмурилась, и Змееглав глянул на Мо из ее светлых глаз.

Осторожно, Мортимер.

— Я знаю, ты думаешь — она всего лишь женщина, почти девочка, у нее нет власти, нет мужа, нет солдат. Да, большинство моих солдат лежат мертвыми на Змеиной горе, потому что мой муж поторопился выступить войной против моего отца. Но я не глупа. Я сказала: Бальбулус, распусти слух, что ищешь нового переплетчика. Может быть, на эту приманку мы поймаем Перепела. Если он действительно таков, как описал его Таддео, он придет только ради того, чтобы взглянуть на твои рисунки. И когда он окажется здесь в замке, моим пленником, как прежде он был пленником Змееглава, я спрошу его, согласен ли он помочь мне убить моего бессмертного отца.

Виоланта насмешливо улыбнулась, перехватив быстрый взгляд, брошенный Мо на солдат.

— Не беспокойся! Мои солдаты мне верны. Люди моего отца убили их отцов и братьев.

— Вашему отцу уже недолго оставаться бессмертным.

Слова вырвались у Мо против его воли. «Дурак, — обругал он сам себя. — Ты что, забыл, с кем говоришь, только потому, что в ее лице что-то напомнило тебе Мегги?»

Виоланта улыбнулась.

— Значит, правда то, что сообщил мне библиотекарь моего отца, — сказала она так тихо, словно мертвецы в склепе могли ее подслушать. — Когда мой отец почувствовал себя плохо, он подумал сначала, что его отравила одна из служанок.

— Мортола. — Каждый раз при этих звуках Мо видел перед собой ружейное дуло.

— Ты ее знаешь? — Похоже, Виоланта тоже не любила произносить это имя. — Мой отец велел ее пытать, чтобы она назвала яд. Она не призналась, и тогда он бросил ее в тюрьму, глубокий застенок под замком, но в один прекрасный день она исчезла. Надеюсь, она погибла. Говорят, это она отравила мою мать. — Виоланта расправила складку на платье, словно говорила о качестве шелка, а не о смерти матери. — Как бы то ни было, сейчас моему отцу известно, по чьей вине он гниет заживо. Таддео вскоре после твоего ухода заметил, что книга стала странно пахнуть. Потом страницы вздулись. Застежки некоторое время скрывали это как ты, вероятно, и задумал, но вскоре они уже с трудом удерживали доски переплета. Бедный Таддео чуть не умер со страха, когда увидел, что творится с книгой. Таддео был единственным, кроме моего отца, кто знал, где спрятана книга, и имел право к ней прикасаться… Он знает даже три слова, которые нужно туда вписать! Любого другого мой отец казнил бы за такое знание. Но он доверяет старику больше всех на свете, может быть, потому что Таддео много лет был его учителем и часто защищал отца, когда он был еще ребенком, от моего деда. Кто знает! Таддео, конечно, ничего не сказал отцу о состоянии книги. За такие новости тот и старого учителя велел бы тут же повесить на месте. Поэтому Таддео тайком зазывал в замок каждого переплетчика, какого мог отыскать от Непроходимой Чащи до моря, а когда выяснилось, что ни один из них ничего сделать не может, он по совету Бальбулуса велел переплести еще одну книгу, на вид неотличимую от первой, чтобы показывать отцу, когда тот пожелает ее видеть. А отцу тем временем с каждым днем становится хуже. Сейчас это уже всем известно. Дыхание у него вонючее, как гнилая вода в болоте, и его постоянно знобит, словно он уже ощущает ледяное прикосновение Белых Женщин. Какая месть, Перепел! Бесконечная жизнь в бесконечных страданиях. Не похоже на замысел ангела, скорее — очень умного дьявола. Так кто ты — ангел или дьявол?

Мо не ответил. «Не доверяй ей!» — подсказывал ему разум. Но, как ни странно, сердце говорило другое.

— Так вот, мой отец долгое время подозревал только Мортолу, — продолжала Виоланта. — Он даже отвлекся от поисков Перепела. Но в конце концов один из переплетчиков, к которым обращался Таддео, рассказал отцу, что происходит с книгой, — наверное, в надежде получить награду за донос. Змееглав велел его казнить — ведь никто не должен был знать, что его бессмертие под угрозой; но новость быстро распространилась. Сейчас, кажется, по ту сторону Чащи не осталось в живых ни одного переплетчика. Всякий, кто безуспешно пробовал спасти книгу, оказывался на виселице. А Таддео отец велел бросить в подземелье. «Пусть гниет так же медленно, как я», — сказал он при этом. Не знаю, жив ли он еще. Таддео стар, а застенки Дворца Ночи убивают даже молодых.

Мо почувствовал дурноту, как в те дни, когда переплетал эту книгу, чтобы спасти Резу, Мегги и себя. Уже тогда он предчувствовал, что выкупает их и свою жизнь ценой многих других. Бедный робкий Таддео. Мо представил себе, как он сидит в темном сыром застенке. Потом перед его глазами возникли переплетчики, очень отчетливо: темные фигуры, раскачивающиеся высоко в воздухе от порывов ветра… Мо прикрыл глаза.

— Смотри-ка. В точности, как поется в песнях: «И сердце жалости полно в груди его широкой». Ты и впрямь страдаешь оттого, что дело твоих рук навлекло на других гибель. Не глупи. Мой отец любит убивать. Не подвернись ему переплетчики, он вешал бы кого-нибудь другого. Но спасти книгу сумел в конце концов не переплетчик, а алхимик. Говорят, способ, которым он этого добился, очень неаппетитный, а урон, уже нанесенный книге, оказалось невозможно исправить, но, по крайней мере, процесс распада остановился. Мой отец теперь ищет тебя с удвоенным усердием — ведь по-прежнему верит, что ты один можешь снять проклятие, искусно вплетенное между пустыми страницами. Не дожидайся, пока он тебя найдет! Опереди его! Давай заключим союз! Ты и я — его дочь и разбойник, который однажды уже перехитрил его. Мы сумеем его погубить Перепел! Помоги мне убить его! Вместе нам это будет легко!