карина - медведица,или легенда о Черном Янгаре

Меня раздевают.

Жаль. Никогда прежде не было у меня вещей столь чудесных.

Ловкие пальцы распутывают сеть серебряных шнуров. И стаскивают платье из белой оленьей кожи, выделанной столь тонко, что эта кожа мягче бархата. Она расшита золотыми пчелами и крохотными алмазами... Пиркко не хотела отдавать его.

Но отец настоял.

Я должна быть одета достойно невесты из рода Ину.

Умелые руки стягиват семь бархатных юбок, одна другой тяжелее, - еще один его подарок. Как и сапожки на посеребренных каблучках. В кои-то веки обувь не натерла мне ног.

В тонкой рубахе из бязи лежать холодно, но мне не оставляют даже ее.

Я умерла.

Наряд вернут отцу, и, быть может, Пиркко снизойдет до того, чтобы его примерить. Носить не станет, не после меня, но... она любопытна.

И сама мечтает о том дне, когда ее назовут невестой.

Мне же утром принесут другое платье, женское, принесенное мужем... до утра далеко.

Да и будет ли оно для меня?

Не думай об этом, Аану. В пещерах Кеннике нет места заботам верхнего мира.

Постепенно холод уходит. Меня омывают. И белая ткань, уже не савана, но родильной простыни, прилипает к коже. Кормилица бродит, громко постанывая, и плакальщицы, беловолосые вороны, смолкают.

Смерть была.

Пришло время рождения. Стоны становятся громче, и в этом мне тоже чудится музыка, лишенная слов, но понятная, верно, и вправду существующая в крови.

И пелена сползает с моего лица. Я вижу колышущийся живот и полные груди с выпуклыми синими венами. Кормилица склоняется надо мной и, сдавливая грудь руками, выжимает каплю молока.

- Пей, - шепчет она, и я послушно слизываю каплю с губы.

Молоко сладкое.

А кормилица, зачерпнув большими пальцами алую краску, проводит по щекам линии, а потом и вовсе прижимает к лицу горячие ладони. Они пахнут маслом и молоком.

- Плачь, - приказывает она и давит на щеки, заставляя мои губы раскрыться. - Плачь, дитя.

И голос ее нежен.

Я плачу. Сыплются слезы, смывая краску, и кормилица одобрительно кивает: я родилась.

Обнаженная.

Безымянная.

Но все еще связанная с прошлым. И кормилица уходит, чтобы вернуться с новым подносом. На нем золотой грудой лежат украшения, подаренные отцом. Цепочки хитрого плетения. И подвески из камней. Височные кольца тонкой работы. Перстни-паутинки. Тяжелые запястья с алмазной чешуей...

- Что из этого ты оставишь? - спрашивают у меня.

Старый обычай.

Связать две нити обрезанной жизни, обменявшись дарами. И любой здесь будет достойным, но...

Я плыву. От запаха дыма, от тяжести краски на моем лице, от осознания того, что той, прежней, меня уже не существует.

- Выбирай, - кормилица заставляет меня разжать пальцы и коснуться золота.

В этот миг я понимаю, что оно - чужое.

Подарок отца?

Не мне, Аану, нелюбимой дочери, но той, кто должна была быть на моем месте.

Золото... и снова золото... лалы... и листвяник... чужая роскошь, к которой мне противно прикасаться. А из моего... это не тот дар, который уместен, но ничего другого у меня нет.

Этот камушек я нашла на берегу реки.

Не драгоценный, но самый обыкновенный, разве что цвета удивительного - ярко-зеленого, с золотой искрой. И формы круглой. А в центре - дырочка, сквозь которую я продела шнурок.

Камень был моим украшением последние лет семь.

Мой талисман.

А еще сквозь него я смотрела на солнце. И солнце становилось зеленым, а камень пил солнечный свет, чтобы потом отдать его миру. Он возвращал мне лето, пусть на несколько мгновений, но...

- Уверена?

Я сжала камень в кулаке. И тонкий шнурок обернула вокруг запястья, чтобы не потерять ненароком. Дар, он ведь должен быть от сердца...

- Хорошо, - кормилица погладила меня по голове, словно я и вправду была ее дочерью. - Закрой глаза. И думай о том, о чем ты попросишь богиню.

- А о чем можно?

- Думай.

Я согревала камень. И лежала смирно, позволяя названной матери, приведшей меня в подземный мир, расчесывать волосы, заплетая их в две девичьи косы.

Она же не спешила, выглаживала пряди костяным гребнем, пела колыбельную.

О чем просить безумную Кеннике?

О том, чтобы она и вправду связала нить моей жизни с нитью Янгхаара Каапо.

Тогда, пусть бы и в гневе, он не тронет меня.

Еще о тому, чтобы гнев этот был недолгим... чтобы чудо случилось... чтобы мой муж простил меня... чтобы он и вправду стал мужем... о семье, которая настоящая... о детях... и доме... о том, чтобы жить в любви и согласии... разве это много?

- Немного, - согласилась кормилица.

Неужели я говорила вслух? Или и вправду из синих глаз толстухи на меня смотрела безумная пряха? А если так, то... исполнит ли она просьбу?

- Всему свое время, - моих губ коснулся палец. - Помолчи.

И я замолчала.

Мысли текли неторопливо, как наша река в середине лета.

Каков он, мой будущий муж?

Стар?

Не старше отца.

Похож ли на него? Наверное... или на моих братьев... Красив ли? Про Олли говорят, что он красавец. И еще про нашего конюха, которого отец в прошлом году самолично порол и шкуру едва не спустил. А потом велел жениться... у конюха были кучерявые волосы и гладкая борода, которую он салил, укладывая волос к волосу.

...борода, наверное, колется...

...и если он курит, то как у отца, пропахнет дымом.

...не расчихаться бы...

...и правду ли говорят про то, что его с ног до головы черный волчий волос покрывает? И если так, то от Янгара, наверное, псиной пахнет... и волос жестким будет... или нет?

Смешно, об этом ли стоит печалиться... но меня вдруг одолело любопытство. Я лежала, пытаясь представить себе того, кого все равно увижу через несколько часов. Но перед глазами вновь и вновь вставал Ерхо Ину.

И плеть в его руке.

- Не бойся, дитя, - сказала кормилица. - Никогда и ничего не бойся.

Я не умею не бояться, но постараюсь.

Усилием воли отбросив ненужные мысли, я просто лежала, позволяя разрисовывать тело. Кормилица растирала и смешивала краски. На коже моей расцветали узоры, рассказывая историю моей жизни.

Прошлое.

Настоящее.

И немного будущего.

Вот только прочесть эти узоры могли лишь те, кто посвятил себя Кеннике... пройдет немного времени и краски сменят цвета, как меняется человек. И попробуй угадай наперед, каким богам вручила судьбу безумная старуха.

Кто будет стоять за моими плечами в эту ночь?

- Вот и все, дитя, - кормилица поднесла к моим губам чашу, где молоко смешалось с вином. - Выпей... и ничего не бойся. Богиня защитит.

- Спасибо.

Вино было на травах, и последнее, что я запомнила - то, как меня подхватывают на руки и несут, баюкая...

Куда?

Какая разница...

Глава 7. Осколки

Свадьба.

Пылают костры от края до края земли, расцветают целыми созвездиями. Гудят барабаны из оленьей кожи, восславляя щедрость жениха. Многих созвал Янгхаар Каапо. Еще в первый день лета разлетелись гонцы, понесли резные шкатулки из драгоценного ароматного дерева, а в шкатулках - шелковые свитки.