rain_dog - Еще одна сказка барда Бидля

- Гарри, Гарри, ты что? - он трясет меня за плечо, у него кровь на руке, но я ничего не чувствую, только понимаю, что вижу его глаза, что он жив.

- Не уходи, не уходи, не умирай, пожалуйста, - шепчу я, еле двигая губами, - не оставляй меня!

- Что с тобой? - он ничего не понимает, у него заспанный вид, только черный халат поверх футболки из одежды.

- Ты запер дверь, - обвиняющее говорю я. Но это сейчас неважно. И то, что он спал, неважно. Важно, что он жив.

- Гарри, ты что? Я не запирал дверь. Как я могу? Она же открывается вовнутрь!

До меня, наконец, доходит, что я разбил себе в кровь руки и плечо, пока бился в открытую дверь, но и это неважно. Я должен сказать ему!

- Не умирай, пожалуйста! Они там все мертвые! Они не двигались! И мама, и папа, и Волдеморт - все-все!

- Где? - он держит меня за плечи, всматриваясь в мои безумные глаза.

- Коридор, там… Все они умерли, понимаешь? Не уходи! Ты не можешь так…

Он может как угодно, понимаю я, когда слышу, как он тихо произносит «Легилименс». Наверное, я кричу, потому что он врывается в мой только что увиденный сон, страшные картинки поднимаются, будто со дна растревоженного водоема. Красные и белые бутоны, думаю я, теряя сознание, но даже там, в моем спасительном беспамятстве, я продолжаю слышать, так тяжелый каменный мяч пытается вырваться у меня из груди, все увеличивая свою амплитуду.

- Малыш, Гарри, ну, открой же глаза! Гарри!

Голос, как будто издалека. «Не умирай, пожалуйста, не уходи», повторяю я то единственное, что еще важно для меня сейчас.

- Гарри, - и он больше ничего не говорит, только приподнимает меня с подушки и прижимает к себе. - Я никуда не уйду. Я не собираюсь умирать. Ты мне веришь?

И он гладит меня по спине, зарывается в волосы на затылке, старается обнять меня так крепко, чтобы унять дрожь.

- Тебе просто приснилось. Понимаешь?

Нет, я ничего не понимаю. Но сижу рядом с ним на большой кровати в директорской спальне и лицо у меня мокрое от слез. И то, что он опять без разрешения полез мне в голову, меня сейчас нисколько не задевает - лучше так, я все равно не в силах был бы пересказать ему ЭТО. А так… пусть он знает.

- Ты не можешь, ты не должен, - бессвязно повторяю я. - Если ты не хочешь видеть меня рядом, я навсегда уйду из твоей жизни. Только ты, ты… не умирай, пожалуйста. Ты, ты… будь. А я… я не стану тебе мешать. Если ты не хочешь. Только ты не уходи.

- Не хочешь? - горько повторяет он. - Да я безумно хочу, чтоб ты всегда был здесь, рядом со мной. Я хочу тебя так, как… Тебя это не пугает?

Я трясу головой, я все равно не могу говорить от этих проклятых слез, я просто задыхаюсь. И сердце так бьется… Он отстраняется и вглядывается в мое лицо.

- Гарри, ты пил сегодня зелья?

Я сразу же вспоминаю веселую радугу в раковине, которую я соорудил сегодня из всех предназначенных для меня флаконов. Всхлипываю и опять мотаю головой.

- Так, ясно, полежи, я сейчас вернусь.

Но я вцепляюсь в его руку, как клещ. Он не должен уходить. Тем более, что он только что сказал мне, что хочет… Что хочет меня, что хочет, чтоб я всегда был рядом! Это же… Почему он не мог сказать мне этого утром?

- Гарри, глупый мой, я сейчас вернусь, Гарри, - он улыбается, видя, что я продолжаю удерживать его руку. - Гарри, ОНА нас отпустила - и меня, и тебя. Знаешь, что это означает? ОНА не властна над нами, пока мы сами не захотим. Понимаешь?

- Мы что, бессмертные? - я глупо улыбаюсь сквозь слезы.

- Почти. Ты же знаешь сказку про Дары Смерти? Помнишь, что было с тем из братьев, который попросил себе мантию?

Я ошеломленно киваю. Хотя чему я удивляюсь? Мы ведь с ним тоже наяву прожили подобную сказку.

- С нами ничего не случится - ни со мной, ни с тобой. Я могу взять зелья из кабинета?

И он через минуту возвращается с несколькими флаконами, не спрашивая, стягивает с меня футболку, качает головой, видя синяки и ссадины на плече, которым я пытался пробить открытую дверь. Просто стирает кровь салфеткой с заживляющей мазью. А я ойкаю, потому что щиплет. Потому что я глупый. Потому что он только что разрешил мне жить дальше. Он кладет руки мне на грудь.

- Больно?

- Нет, просто там как будто тяжесть.

- Мячик, значит, каменный?

И он наклоняется и целует меня туда, где, видимо, и располагается мое сердце, потому что от тепла его губ оно сразу же оживает, а от прикосновения его рук оно перестает так яростно желать вырваться из моей грудной клетки. Я послушно пью зелья, покорно слушаю, как он вполголоса ругается на мою глупость, и продолжаю улыбаться сквозь высыхающие слезы.

- Что смешного? - ворчит он, - ты себя чуть опять не угробил!

- Не уходи, - опять прошу я, и он улыбается.

- Не собираюсь. Но я бы хотел поговорить с тобой. Прямо сейчас.

Я, кажется, догадываюсь, о чем он собирается со мной говорить, но я не отступлюсь. Я останусь с ним, чего бы мне это ни стоило. А он устало опускает голову, молчит некоторое время, будто обдумывая, с чего начать, а потом смотрит на меня очень внимательно и говорит:

- Гарри, ты же знаешь, сколько мне лет?

- Тридцать восемь, наверное, если я правильно посчитал.

- Правильно. Я старше тебя на двадцать лет. Больше, чем вдвое.

- Это потом пройдет, Северус, с возрастом. А когда мы состаримся, ты даже и не вспомнишь об этом, - я улыбаюсь. Я не вижу здесь никаких проблем для нас.

- Гарри, я гожусь тебе в отцы, при этом испытываю к тебе отнюдь не отеческие чувства. Тебя это не смущает?

- Нет, мне это нравится, - я беру его руку в свою и не отпускаю.

- А если бы я не остановился сегодня ночью?

- Значит, ты бы не остановился.

- Послушай, - он хмурится, - ты же не можешь… Ты не думаешь, что просто ищешь тепла и защиты, а во мне видишь человека, который может все это дать тебе? Ты еще практически ребенок… И ты готов заплатить такую цену?

- Какую цену, Северус?

- Да я бы взял тебя опять насильно сегодня ночью, если бы не проснулся окончательно! Тебе мало ритуалов?

- Северус, послушай меня, - твердо говорю я, - я не боюсь. Я не могу жить без тебя - не могу спать, когда тебя нет рядом, не могу дышать, если не слышу твоего дыхания. Мне холодно, когда ты не прикасаешься ко мне. Я не хочу помнить про ритуалы. Просто если я нравлюсь тебе, и ты хочешь быть со мной, это в любом случае будет совсем иначе.

- Ты готов остаться со мной, зная, как я отношусь к тебе, зная, черт побери, чем все это совместное валяние в постели рано или поздно закончится? - он еще не вполне верит, но в его взгляде что-то неуловимо меняется.

- Да, - просто отвечаю я.

И так я остаюсь с ним. Когда, наконец, мы укладываемся спать, он спрашивает меня:

- Спать без меня не можешь, а ведь заснул?

- Я задремал. Просто я решил сбежать ночью из Хога, - признаюсь я.

- Идиот, - констатирует он, - тебя в таком состоянии в клочья разорвало бы при аппарации.