rain_dog - Еще одна сказка барда Бидля

А затем я перелистываю страницу и неожиданно вижу совсем иную картину. И не могу оторвать взгляд. Антонелло да Мессина «Святой Себастьян». Первое, что приковывает мой взгляд - фрагмент невероятно теплого южного неба, синего, глубокого, того, что проглядывало в окне в моем видении, только здесь по нему бегут легкие облака. Мне кажется, что однажды, когда мама показывала мне в музее похожую картину, она даже что-то рассказывала мне про католического святого, которого расстреляли стрелами за то, что он принял христианство. Я не очень хорошо помню. Но на картине я вижу юношу, привязанного к дереву, одежда его похожа на набедренную повязку, а тело пронзают несколько стрел с очень толстыми древками. И он совершенно один на небольшой площади - нет ни глумящейся толпы, ни ангелов, уносящих его душу в поднебесье. Никому просто нет до него дела. Кругом продолжается сонная мирная полуденная жизнь: вот прилег в теньке стражник, сморенный зноем, вот еще двое разговаривают, стоя прямо на солнцепеке, нимало не заботясь о том, что в нескольких шагах от них из ран святого стекают тоненькие ручейки крови, прямо на каменные плиты… И все это на фоне изящного, сложенного из белого камня теплого оттенка палаццо, с балкона которого, так же равнодушно, на смерть святого глядят кумушки, подперев рукой щеку. Некоторые из них стоят в полуоборота, облокотившись на ковры, словно белье развешанные на перилах. Их не интересует представление - может быть, завтра здесь будет рынок, или блистательный военный триумф, или еще что-то, более занимательное, а вот сегодня нет - просто еще одна смерть. А на заднем плане нереальный пейзаж, словно висящий в воздухе - четко расчерченное пространство, геометрия безразличия… Я не могу не смотреть. Я боюсь даже признаться себе в том, почему я не могу оторвать глаз. Просто смотрю, пока Гермиона не отвлекает меня очередным вопросом про Борджиа.

Через день Блейки ухитряется передать нам записку от Снейпа, чтоб мы были готовы. Завтра, пятого марта… И что зелья он отдаст нам при встрече.

А ночью накануне нашего отправления мне снится сон про Святого Себастьяна. В нем нет прозрачных чистых красок и насыщенного голубого неба, как на картине Антонелло да Мессина. Нет ажурного белого балкона с болтающими женщинами, нет стражника, которого сморил полуденный зной прямо на месте казни. Но я все равно понимаю, что именно мне снится, потому что в моем сне я сам - Святой Себастьян.

В моем сне мягкая хогвартская осень, наверное, конец сентября или начало октября. Крупные красные и желтые листья с деревьев, растущих во дворе, уже начали облетать, и несколько таких листьев уже лежат вокруг фонтана, очертаниями напоминая следы диковинных животных - лапы гиппогрифа, когти дракона… И прохладный осенний воздух, кажется, чуть дрожит в свете утреннего солнца, так что видно далеко-далеко - сглаженные холмы, кроны деревьев Запретного леса, дорога на Хогсмид, по которой куда-то спешат несколько фигур - мелкие, совершенно незначительные, но прорисованные до мельчайших деталей.

В моем сне очень много людей, гораздо больше, чем на картине. Они перемещаются вокруг фонтана, образуют живописные группы, оживленно болтают. На них пестрые одежды - джинсы, ветровки, толстовки - синие, розовые, красные… Сегодня, вероятно, суббота - день похода в Хогсмид. И они еще не уходят, ждут, наверное, наступления того часа, когда в деревне откроются лавки и пабы. Но пока они еще здесь, их занимает зрелище, небольшая интерлюдия посреди нехитрых школьных забав. В руках у каждого из них, что весьма предсказуемо, луки и стрелы - с толстыми короткими древками, так поразившие меня, когда я разглядывал картину.

Все, кого я вижу сейчас в маленьком дворике у еще не выключенного на зиму фонтана - мои друзья или просто добрые знакомые. И они приветливо улыбаются мне, радостно машут ладошками, перекладывая для этого лук и стрелы в одну руку. Я не могу помахать рукой им в ответ - мои руки заведены за спину, а сам я привязан к толстому старому дереву, растущему посреди круглой площадки с фонтаном. И из одежды на мне - что-то похожее на набедренную повязку, точно так же, как на картине.

А рассыпавшиеся по двору в живописном беспорядке фигуры словно ждут некого знака и, видимо, получают его, потому что они внезапно перегруппировываются и выстраиваются в линию друг за другом, как на уроках, когда мы на третьем курсе проходили боггартов.

И первый из них, а это почему-то Невилл, приближается ко мне, ободряюще кивает и произносит:

- А помнишь, Гарри, как я на четвертом курсе рассказал тебе про жаборосли?

- Конечно, Нев, - улыбаюсь я в ответ, - их еще тогда Добби украл для меня из кладовой у Слагхорна.

А Невилл аккуратно прицеливается, и его стрела по самое оперение входит мне в бедро. Даже во сне я чувствую боль, но совершенно не ощущаю никакой обиды на Невилла. Я знаю, что все идет так, как положено. И он отходит, напоследок приветливо кивая мне и удовлетворенно глядя, как из раны на моем бедре сочится кровь. Его место занимает Джинни, встряхивая рыжими прядями, прищуривает один глаз, тщательно выцеливая, и, уже отпуская тетиву, несколько капризно произносит:

- Гарри, ты в прошлом году обещал принести мне из Хогсмида поющих сахарных петушков. Забыл?

И она выпускает стрелу, которая вонзается мне в ногу чуть выше колена. На Джинни розовая ветровка, а на открытой шее поблескивает серебряная цепочка с фигуркой единорога.

- Я обязательно куплю их в следующий раз, Джинни, обещаю, - произношу я во сне синеющими губами.

Ее сменяет Луна, глядя одновременно и на меня, и сквозь меня, она стреляет, почти не целясь, но все равно ее стрела попадает мне точно в плечо, намертво пригвождая меня к дереву.

- На Рождество, Гарри, папа пришлет мне в подарок амулеты, защищающие от мозгошмыгов. Хочешь, я подарю тебе один?

- Конечно, да, Луна, - я одобрительно ей улыбаюсь, ведь выстрел у нее вышел хоть куда, хоть она и не целилась.

Затем на месте стрелков поочередно оказываются Симус, Чжоу, а за ней Лаванда. И каждый из них находит пару слов для меня, прежде чем сделать свой выстрел.

- Почему ты не берешь меня в команду, Гарри? - спрашивает Симус, прежде чем всадить стрелу мне под ребра.

- Ты плохо летаешь, - равнодушно говорю я.

- Кстати, а ты плохо целуешься, - улыбается мне Чжоу, и я вижу, как древко входит мне в грудь, аккуратно под правым соском.

- Гарри, когда ты швыряешься заклятиями на уроке, будь, пожалуйста, повнимательней, - обиженно говорит Лаванда, лихо сдувает челку со лба и выпускает стрелу, поражающую мое левое предплечье.

- Я постараюсь, Лаванда, я и вправду не хотел, - торопливо извиняюсь я.

Пот застилает мне глаза, я вижу, как его капельки, мешаясь с кровью, блестят на моих животе и груди.