айронмайденовский - Фанфик Прорицание Эйвери

Антонин накинулся на него, стиснул так, что рёбра затрещали.

— Sukin ty syn, только не говори, что тебя проводили до коридора и обратно!

— Не... провожали, — отбивался Эйвери. — Я тебе завтра всё расскажу. За переводом приходили, забрали меня ты не представляешь куда! Для меня прошло несколько часов, я устал жутко и издёргался, а теперь пошли спать.

Они разошлись по кроватям. Эйвери отколол фибулу и положил её на тумбочку. Счастливый Антонин ворочался и что-то сонно бурчал себе под нос. Под его ворчание Эйвери и заснул.

17 декабря 1972 года, восемь часов вечера

— М-м... — потянулся Эйвери, чувствуя слабость во всём теле, открыл глаза и с минуту соображал, почему находится в Больничном крыле. Неужели фибула оказалась с подвохом и ночью исколола его до полусмерти? Или в иголке был яд? Но почему не насмерть?

Ширма отъехала в сторону и явила его взору бледного и серьёзного Антонина.

— Очнулся! — воскликнул он. — Ну и напугал ты нас всех!

Эйвери приподнялся и сел.

— А что случилось? — спросил он. Видимых повреждений на нём не было, и ничего не болело.

— Да ты в обмороке лежал весь день! — Антонин плюхнулся на стул возле его койки, активно жестикулируя.

— А какое сегодня число? — на автомате спросил Эйвери.

— Семнадцатое, — ответил Долохов.

— Января?! — ужаснулся Эйдан, гадая, куда подевался целый месяц и почему он его не помнит.

— Ты что, декабря! — недоумённо поправил Антонин. — На контрольной по зельям Бут уронил в огонь чешую саламандры и здорово обжёгся. Но дело не в этом! Вас с Крэббом и Ноттом Дамблдор сегодня утром достал из подземелья и тут же снял по пятьдесят баллов с каждого, вы даже очухаться не успели!

Антонин не прикалывался, Эйвери за четыре года дружбы это просекал мигом. Сегодня действительно было семнадцатое число, а их с Крэббом и Ноттом нашли без сознания после того самого неправильно проведённого ритуала. Никогда ещё Эйвери не был так близок к безумию, как сейчас. Перед глазами у него потемнело.

— Твои родители вот-вот будут здесь, их решили вызвать, раз ты не приходишь в себя, — продолжал Долохов, не видя, какое действие на друга оказывают его слова. — Так что колись быстрее, что вы там учуди... Эй! Куда?! Мадам Помфри! Ему плохо! Караул!!

* * *

Когда Эйдан очнулся, мягкая женская рука гладила его лоб, перебирала волосы.

— Мама, — прошептал он, не открывая глаз.

— Да, мой хороший? — тихо отозвалась мать.

Эйдан взглянул из-под опущенных ресниц. В Больничном крыле было темно, чтобы свет не мешал ему. Родители сидели по обе стороны от его кровати.

— Простите меня, — повинился Эйвери, предчувствуя жуткую взбучку. — Я не хотел...

— Ты мог погибнуть, ты это понимаешь? — строго произнёс отец. — Мы с Элоизой уже пережили гибель одного ребёнка. Зачем вы устроили этот ритуал?

— Я хотел, чтобы у меня были хорошие оценки, — Эйдан совсем расклеился и приготовился заплакать. Что-то не давало ему покоя, и он тут же понял: раньше родители никогда не говорили о том, что они чувствуют, когда ему что-то угрожает.

— Мерлин мой, Эйдан! — воскликнул отец, нарушая повисшую в Больничном крыле благопристойную тишину. — Ты что, думал, что мы любим тебя за твои успехи? Хоть совсем школу бросай, лишь бы жив был! — он тяжело вздохнул. — Как эти негодяи тебя на такое подбили?

— Они же старше, — тихонько всхлипнул Эйдан. — Почти что взрослые. — И добавил невпопад: — Пап, мне тебя так не хватало...

— Прости меня, — проговорил Эйвери-старший, и было видно, как тяжело ему даётся это признание. — Я недавно это понял, когда ты попал в беду. — И тоже добавил невпопад: — Хочешь, летом поедем на чемпионат мира по квиддичу?

Эйдан не любил квиддич, но в данный конкретный момент ему было всё равно, чемпионат мира или экспедиция на Северный Полюс, ведь родителей словно кто-то подменил: мать и не думала читать нотации, а отец сделал поистине царский подарок. Ничего подобного за ним раньше не наблюдалось.

Эйвери-старший потрепал шмыгающего сына по плечу и поднялся:

— Рад, что с тобой всё в порядке. Мы будем в Хогвартсе ещё день, а там посмотрим, может, заберём тебя домой.

— А как же контрольная по Зельям? — испугался Эйдан. Мать наклонилась, чтобы поправить ему подушку, и недовольно сказала:

— Какая ещё контрольная? В следующем семестре отчитаешься, невелика беда. Я поговорю с профессором... как там его? Слизнортом. Мы так по тебе соскучились. Идём, Феликс, пусть отдохнёт.

— Ага, мам, пап, —сказал Эйдан. — Я правда посплю.

Родители пожелали ему спокойной ночи и ушли, но он и не думал засыпать.

«Всё это бред, — подумал он, натягивая одеяло повыше. — Я тогда так и подумал: бред полный. Я читал, он бывает очень достоверным. Да ещё и ритуал. Наверное, я головой стукнулся. Не переводил я Эдду и в Асгарде не был. Ещё чего, так туда живых мальчишек и приводят...»

В душе его возникло сожаление: открывшийся ему мир был прекрасен. Как жаль, что он никогда не узнает, сколько правды было в том, что ему привиделось.

«Нет, — рассудил Эйдан. — Пусть этих дней и не было, они меня всё равно здорово изменили. Раньше я и пикнуть не смел, когда меня обижали, а тут тягал за грудки самого Локи, доказывая ему, что он неправ. С другой стороны, у каждого своя правда. Родители всегда своих детей защищают, чем он хуже?»

Мысли Эйвери текли медленнее, потому что он начинал засыпать.

«Стоило бы всем так побредить, — размышлял он. — Однако, маму с папой просто подменили. Воистину, дар богов. Как же жаль, что всё было понарошку... Однако не аллегория ли весь рассказ про Рагнарёк? Как двое могут возродить весь человеческий род? Наверное, спасутся те, кто будет твёрдо верить в богов. Потому и спрятались они в священной роще... А может, и Асгарда нет и никогда не было. Или Рагнарёк и вправду близко. Как узнать? Да и надо ли?..»

Не успев решить столь сложный философский вопрос, Эйвери заснул.

Над укрытым снегом Хогвартсом висела в небе луна, похожая на обгрызенную с одной стороны серебряную монету, освещала Больничное крыло и спящего мальчика. Одеяло Эйвери сползло, и лунный свет отражался в такой неуместной на вороте пижамы серебряной фибуле в виде змеи — прощальном подарке злющего и хитрющего бога огня.

= fin =

02. — 26. 09. 2012.

А в процессе меня пробило на стихи:

В черноте зимней ночи, подёрнутой дымкой грядущих сражений,

Звёзды сдвинулись так, чтобы видимым стал светлый чертог в вышине.

Цепью рун опоясан мой мир, и легенды стоит воплощенье,

Охраняя его во враждебной, глухой ко всему тишине.

Безответны молитвы мои — то жестокий закон мирозданья.

Я просил лишь любви, что выводит из тьмы в ослепительный солнечный свет.

Знать и видеть, не в силах достичь, — это ль станет ценой прорицанья,