rain_dog - Летучий корабль

- Значит, хотите развлечься, лорд Довилль? — я говорю это с трудом, но все же упорно шевелю губами. — Со шрамами я вам не гожусь?

- Да, будет жаль, если твоя золотая шкурка пострадает, — откликается он, наклоняется ниже ко мне, и вот теперь я вижу в его руках обычный маггловский шприц и еще не вскрытую узкую ампулу с прозрачным содержимым.

Маггловские уколы. Почему? Из-за того, что Драко дал мне пить перед поединком? Да, кажется, бывают и такие зелья, после которых нельзя принимать ничего, содержащего магические компоненты. Тогда все ясно. Так что же они влили в меня? Золотая шкурка… Да ты ценный зверь, Поттер… Я хочу отвернуться, потому что нестерпимо смотреть, как он срезает горлышко от ампулы, медленно набирает в шприц лекарство — в ярком свете, падающем из окна, я почему-то различаю его довольно четко. Опять берет меня за руку:

- Не дергайся, Поттер, у тебя и так очень тонкие вены.

Держит так крепко, что мне не дернуться и не вырваться. И вновь этот туман, втягивающий меня в мир без грез и кошмаров. Я не могу понять, сколько проходит времени, так происходит еще несколько раз, но теперь я стараюсь отвернуться от него, не смотреть, не видеть. Мне все равно, я ничего не могу изменить.

Думаю, я окончательно прихожу в себя только через пару дней, потому что все то время, пока он лечит меня, он не позволяет мне быть в сознании. И так те несколько минут, когда я могу воспринимать действительность, я думаю только о том, зачем он притащил меня сюда. И о том, что сейчас заканчивается последняя предоставленная мне судьбой отсрочка. То, о чем предупреждали меня еще Драко и сэр Энтони, то, от чего пытались защитить меня последние три недели Тео, Драко и Вудсворд, может быть и неосознанно, просто чувствуя некую угрозу, нависшую надо мной. Он забрал меня, как забирают вещи, не спрашивая. Золотая шкурка…

Так что когда я просыпаюсь, ощущая, что подо мной на этот раз не воздух, а вполне твердая, да нет, конечно же, мягкая опора — я лежу на кровати, я мгновенно покрываюсь холодным потом. Я смотрю на мою правую руку, на которой после поединка не было живого места — нет ни единого следа. Все зажило, только мышцы еще помнят боль от ударов. Некоторое время я просто лежу неподвижно, но, к сожалению, весь грустный опыт моей предыдущей жизни говорит о том, что разлеживаться совершенно не к чему, раз я оказался неизвестно где, да еще и, по всей видимости, наедине с самим капитаном Довиллем. Скорее по привычке, чем всерьез ожидая найти что-нибудь, я шарю по столику рядом с моим изголовьем — и, о чудо, там действительно обнаруживаются мои очки. Уже хорошо, значит, я хоть в чем-то не так беспомощен, как был несколько секунд назад, и вполне могу оглядеться.

Моя новая тюрьма, а это именно она, я даже в этом не сомневаюсь, оказывается небольшой очень светлой угловой комнатой — сразу за кроватью, а еще и на стене справа от нее два открытых настежь окна, забранных, что тоже вполне предсказуемо, решетками. На случай моего возможного простого маггловского побега. И ветер, совсем иной, не такой влажный, как на пиратском острове, доносит ко мне запах моря. Другого моря, это я понимаю очень четко. Запах нагретых солнцем камней, пьянящий и в то же время суховатый воздух. Я оказался где-то очень далеко, да, они же как-то даже называли это место… «Я заберу Поттера с собой на Кес», — сказал он. Острова, принадлежащие ему, раскиданы по всему миру. Я могу быть где угодно, так что об этом пока не стоит даже думать.

Надо вставать, говорю я себе, надо хотя бы одеться и попробовать понять, что я могу сделать. По-крайней мере, даже если я и ничего не могу, в этом тоже стоит убедиться. Так что я осторожно спускаю ноги с кровати, тело немного ноет, но это сейчас последнее, что может меня волновать. У меня в голове только одна мысль: неужели он действительно сможет сделать то, о чем говорил с Малфоем? Развлечься… Он думает, я дамся ему сам, покорно опустив голову? С другой стороны, а что я сейчас могу? Даже моя бывшая аврорская выучка вряд ли поможет мне — он значительно сильнее меня физически, старше, и все то время, пока я стоял у плиты и мыл тарелки, он гонял на плацу пиратскую братию. Я уже даже не говорю о том, что он маг, а я полтора года не прикасался к палочке. Он может меня просто обездвижить, так что я даже не смогу вопить во все горло и звать на помощь. От этой мысли мне даже становится смешно, я криво усмехаюсь — звать на помощь? Кого? Что я могу ему противопоставить? Или уговорить его не трогать меня? Пожалейте меня, капитан Довилль, я больше не буду вас провоцировать, не стану хамить и огрызаться, не стану подвергать сомнению ваши приказы… Стану тише, чем Лонгботтом… Я же не буду унижаться.

Глупости, все, что я могу сейчас сделать — одеться и умыться, чтобы не предстать перед Довиллем в одних боксерах, которые, кстати, тоже непонятно, как оказались на мне — помнится, когда я урывками приходил в себя, на мне не было ни клочка одежды, если не считать этих пропитанных каким-то зеленым снадобьем бинтов. Все равно, стоит дополнить гардероб хотя бы футболкой и шортами, которые я нахожу в шкафу. Такая вот само собой разумеющаяся забота, как и когда мы только что попали на пиратский остров…

В ванной я вижу в зеркале свое осунувшееся лицо. И страх в глазах. Что делать с этим страхом? Как мне спрятать его? Я долго умываюсь холодной водой, жадно зачерпываю ее горстями прямо из-под крана. У нее другой вкус, не такой, как в пиратской цитадели. Я не тороплюсь, потому что знаю, что каждая капля воды, упавшая мне в ладонь, приближает мою встречу с капитаном Довиллем. Но отсрочка не может длиться вечно — я отчего-то уверен, что сейчас, когда я шагну из ванной обратно в комнату, я увижу его. И когда я отнимаю от лица полотенце и открываю дверь, он действительно стоит на пороге. И разглядывает меня — открыто, откровенно, не торопясь, как свою собственность, которую выбрали в магазине, принесли домой, и теперь думают, куда бы поставить. А может быть, мне это только кажется. Сейчас ведь уже и не скажешь, можно в тот момент было что-то изменить или нет. Я уверен в одном — он все равно поступил бы по-своему, может быть и не так, как вышло в итоге… В общем, когда он говорит мне потом, что он не хотел ТАК, я не очень верю. Может быть, так и не хотел, но он бы все равно не отступился.

Я не могу выносить его взгляд, почему он думает, что ему позволено смотреть на меня так, будто я выставлен на продажу на рынке рабов? Да, по их меркам я теперь не просто грязь у них под ногами, я теперь вообще ничто, меня нет, я умер на днях, сражаясь на плацу с пиратским капитаном, приговорившим к смерти меня и моих друзей. То, что я до сих пор жив — это его личное дело. Когда я шагнул вперед и сказал, что буду драться, выкупая собой жизни Рона и Нева, я прекрасно знал, на что я шел. Ведь у меня перед глазами был пример Маркуса Флинта. И если у Рона и Нева теперь есть хотя бы право на жизнь, то вот у меня-то его нет. Ну а раз у меня нет и этого, может быть, не стоит и бояться? Я усмехаюсь, и говорю, глядя прямо ему в лицо: