rain_dog - Летучий корабль

- Понимаешь, эти твои…ну, которые нас тогда забрали, они держали нас в какой-то глуши, даже лишний раз из дома без разрешения выйти — ни-ни. Убьют, поймают… Знаешь, вот попробуй расскажи кому-нибудь, что чуть ли не год прятался от злого волшебника! Засмеют, в лучшем случае. Но тогда родители так боялись, даже папа, что во всем слушались ваших. Нам же с тобой тогда по семнадцать было. Представляешь себе, что такое безвылазно просидеть чуть ли не год в одном доме с родителями, никуда не выходя и ни с кем не общаясь?

- Удавиться можно.

Я абсолютно честен. С такими родителями, как у Дадли, даже самый отъявленный жизнелюб испытал бы непреодолимое желание спрыгнуть с ближайшей скалы. А, черт, дались же мне эти скалы… Я невольно дотрагиваюсь рукой до моей жемчужины, сейчас надежно скрытой воротником рубашки. И мне кажется, чувствую ответную волну тепла. Хотя и это тоже глупости: я проверял — в подарке лорда Довилля нет никакого колдовства.

- Сидели мы там безвылазно, отцу пришлось нанять управляющего на свою фирму, так как, понятное дело, на работу он ходить не мог. Насилу уговорили, чтоб ваши привезли нам компьютер и разрешили провести Интернет — чтобы отец мог работать. Ну и я… я от нечего делать тогда заинтересовался, как все это работает, книжек мне попросил купить. Теперь вот, сам слышал, этим и занимаюсь.

- Смешно, — говорю я, — а я даже не знал до недавнего времени, как эта штука называется. Думаю, даже включить не смогу.

- Это дело нехитрое, — весело заверяет меня Дадли, продолжая вести бой с пиццей, ход которого не оставляет ни малейших сомнений в том, на чьей стороне будет победа.

- То есть вас просто держали в глуши почти год?

- Ну да. А потом в мае сказали, что все закончилось. И мы вернулись домой. Даже справки мне для школы какие-то сделали, что я весь год болел, так что потом я чувствовал себя второгодником

- Я тоже в тот год в школу не попал, — улыбаюсь я.

Мне кажется, с тех пор минуло несколько столетий, но мне приходится частично воскресить мои воспоминания о падении Волдеморта, так как Дадли все же интересно, каков был финал той истории. И я ухитряюсь кратко рассказать ее минут за пять, что не мешает Большому Дэ восхищенно заключить по ее окончании:

- Да ты же настоящий герой!

- Да, герой, — грустно соглашаюсь я, и вскоре понимаю, что пива в моей кружке стало значительно меньше, так что стоит заказать еще.

- Слушай, — он смотрит на меня несколько озадаченно, — так зачем тебе понадобилось возвращаться… ну, в наш мир, если там… да они все молиться на тебя должны! А здесь… ведь ты просто никто, надо начинать сначала? Зачем?

- Чтобы не читать о себе в газетах, Дадли, — устало говоря я, вновь закуривая. — Чтобы просто вставать утром, варить себе кофе, идти или ехать на работу. Чтобы жить, как все.

Не знаю, стоило ли мне говорить ему об этом, но это правда, а иной у меня нет. Я понимаю, ему кажется, что он сам отдал бы все на свете, чтобы читать в газетах о том, что он, Дадли Дурсль, прославленный герой. Возможно, ему понравились бы даже собственные фотографии, на которых он был бы изображен, выходящим пьяным из клуба под руку с девицей. Это абсурд, но, что греха таить, об этом мечтают многие… Не понимая, что в какой-то момент тебя это радует, потом огорчает, потом становится больно, а в один прекрасный момент ты начинаешь бояться взять со столика утреннюю газету. Дадли не имеет понятия о том, как жить в мире, где ты сначала ходячий памятник, затем ходячий позор, а в итоге ходячее ничто. Но о тебе все равно никогда не прекращают писать…

- Так ты хочешь совсем, ну, уйти от них? — он все еще смотрит на меня, не веря, что я говорю серьезно.

- Я даже хочу уехать, — признаюсь я, потому что не вижу ни малейшего смысла скрывать от него эту часть своих планов. — Поэтому, если бы Полкисс мог бы помочь с документами, это было бы здорово.

- Ты же наверняка можешь…, — он не решается сказать «наколдовать себе документы», но я понимаю, что он имеет в виду.

- Могу, но не хочу. Понимаешь, я хочу покинуть наш мир насовсем. А любое…, — вот, теперь и я, словно заразившись от него, опасаюсь произнести слово «колдовство», — оно при желании отслеживается. Так что с волшебными бумажками я буду колесить по миру, словно наклеив себе на лоб ярлык — «я Поттер». Да и потом, мне бы хотелось, чтобы у меня все было настоящее… для настоящей жизни.

В светло голубых глазах Дадли на миг мелькает хитрая искорка, но для меня он слишком простодушен. Да, я понял, Дадлик, возможно, ты хочешь сделать на мне небольшой бизнес, упаси Боже, не один, для этого ты слишком прост, а вместе со своим старым приятелем. Что ж, не буду вам мешать — вы помогаете мне, я вам. Все честно. Как это ни прискорбно, но когда ты расстаешься с наивной верой в добро, на смену ей обычно приходит цинизм, и я только подтверждаю это правило. А то чуть было не пустил слезу, наблюдая, как толстяк Дадли уплетает пиццу. Брат, которого не было… В нашем возрасте уже поздновато обретать братьев, тебе не кажется?

- То есть ты не хочешь быть Поттером? — уточняет он.

- Я бы взял фамилию матери, да и имя бы сменил. Тошнит уже — и от Гарри, и от Поттера.

Дадли набирает в грудь побольше воздуха и:

- Ты же понимаешь, это будет стоить денег. Это же не совсем…

- Законно? Разумеется, понимаю. Хотя, учитывая весь мой предыдущий жизненный путь, я бы выдал мне документы на любое имя — и не заморачивался. Меня все равно нет в вашем мире. Так что, какая разница, в каком качестве я там возникну? Главное, что исчезну в своем. Ты же видишь, проблем с деньгами я не испытываю.

И Большой Дэ, на пару минут весьма эффектно преисполнившись собственной важности, деловито записывает на клочке бумаги, вырванном из моего блокнота, мое новое имя — Юэн Эванс и новую дату рождения — 23 декабря. Год я решаю оставить прежним.

- Фотографии бы надо, — говорит он, каким-то непостижимым образом балансируя между робостью, радостью от нашей встречи, пытающимися проснуться братскими чувствами и желанием заработать на мне, а также потребностью изображать сейчас из себя человека со связями, одного из тех, кому в жизни, в которой для меня сейчас все в новинку, многое подвластно. Немного смешно, возможно, могло бы выглядеть трогательным.

Мне кажется, я наблюдаю за драмой в ярмарочном балагане. В то же время пусть он чувствует себя всесильным — сейчас мне это даже на руку. Возможно, тем больше услуг он готов будет оказать мне, доказывая своему брату, бывшему волшебнику, а ныне новичку в маггловском мире, как много известно ему об устройстве этой вселенной. У меня достаточно средств, чтобы расплатиться за науку и за услуги, и вполне хватит сил и умений, чтобы постоять за себя. Ну а то, что они назовут мне любую цену, и я ее заплачу… Это я просто принимаю, как данность.