rain_dog - Летучий корабль

Пока есть время, стараясь не пялиться, разглядываю тех, кто на скамье подсудимых. Слава Мерлину, теперь нравы в Визенгамоте смягчились — нет железных клеток, виденных мной некогда в воспоминаниях Дамблдора — просто скамья, караул авроров по бокам и сзади. Я знаю далеко не всех, кто здесь, по крайней мере, по именам. Но многих узнаю. Августус Руквуд — коротко стриженный и еще вовсе не пожилой человек со свирепым лицом, Ранкорн, которого я так недостоверно изображал в день нашего нападения на Министерство в прошлом году — сидит, задумчиво поглаживая черную бороду, оба Кэрроу — Амикус и Алекто, далее Антонин Долохов — красавец славянской внешности, чем-то напоминающий мне Малфоя старшего, Мальсибер, Эйвери, Маркус Флинт, бывший капитан слизеринской сборной по квиддичу, сегодня, наверное, самый молодой из подсудимых, его папаша и старший брат, Буллстроуды — тоже отец и два брата, чем-то напоминают мне бульдогов — такие же свирепо-грустные лица, Паркинсон, отец Панси, старший Нотт. И еще человек пять, которых я не знаю, судя по внушительным размерам и немеркнущему отражению интеллекта на лицах, среди них Крэбб и Гойл старшие, но я не уверен. И с самого края двое, знакомые мне слишком хорошо — Люциус Малфой и Северус Снейп, причем Снейп без мантии, как и все подсудимые, на нем просто черный сюртук. Но по его лицу, сейчас обращенному к Малфою, что-то говорящему ему, я вижу, что он единственный, кто прибыл сюда не из тюрьмы. А он на секунду поднимает голову и, о, черт, он меня увидел — у меня что-то екает внутри, я не могу понять, что в его взгляде — презрение или застарелая ненависть, которую не смягчило ничто, даже моя и его несостоявшаяся смерть. Я не знаю. Зачем меня сюда понесло? А Малфой такой вальяжный, ослепительно-белая шелковая рубашка с кружевными манжетами — будто на дуэль собрался, отчего-то думаю я, на маггловкую дуэль, где стреляются из пистолетов, а потом картинно хватаются за пробитую грудь и падают, а прекрасная дама, что до этого пряталась за деревом, все плачет-плачет… Малфой тоже сейчас смотрит на меня, но лицо у него изможденное, он-то явно доставлен сюда из тюрьмы.

А тем временем Председатель суда объявляет о начале заседания Большого Жюри, звонит в колокольчик, прокашливается, вновь пытается начать — зал постепенно успокаивается. Я непроизвольно вцепляюсь в скамейку, вот, сейчас. Но они начинают не со Снейпа. Алекто Кэрроу — виновна. Сторонница Того-Кого-Нельзя-Называть, действовала без всякого принуждения, издевательства и убийства магглов, преследование магглорожденных учеников Хогвартса и полукровок, применение к ученикам Непростительных заклятий, занятия темной магией… Никаких доводов в ее пользу. Азкабан пожизненно. И так же быстро последующие пять приговоров — тюрьма не будет пустовать, одинаковые обвинительные заключения — идентичные приговоры. Только разные имена жертв… Нет ни единого человека, готового свидетельствовать в защиту.

И вот, наконец…

- Северус Снейп, — громко объявляет Председатель, и я вижу, как мой бывший профессор зелий, бывший директор Хогвартса, бывший двойной агент легко и порывисто поднимается со своего места, чтобы стоя выслушать приговор.

- Господин Председатель, — я слышу голос Кингсли, а сам почему-то не могу оторвать взгляда от бледного лица Снейпа, с каким-то идиотским любопытством разглядываю шелковый серый платок, скорее всего, надетый не из щегольства, а чтобы скрыть шрамы на его шее, — у меня имеются неоспоримые доказательства невиновности Северуса Снейпа. Позвольте предъявить их суду.

Никто не удивлен, Снейп скучающим взглядом обводит зал, пока Кингсли зачитывает краткое, но не оставляющее ни малейших сомнений в невиновности бывшего шпиона письмо Альбуса Дамблдора, переданное следствию Аберфортом.

- Есть ли вопросы к обвиняемому?

Вопросов нет. Только глупый Поттер зачем-то пришел сюда, чтобы на всякий случай… Да не нужен ты, сказал же тебе Кингсли. Но ведь я пришел не из-за этого, вернее, не только из-за этого. Я здесь потому, что Снейп нужен мне.

- Оглашаю решение суда, — произносит судья, облаченный в бархатную малиновую мантию: С Северуса Тобиаса Снейпа снято обвинение в пособничестве Волдеморту, настоящим решением он освобождается от домашнего ареста, восстанавливается во всех гражданских и имущественных правах и волен свободно перемещаться как внутри страны, так и вне ее.

- Благодарю Вас, господин судья, — его голос звучит еще немного хрипло после ранения, но вот привычные моему уху издевательские нотки никуда не делись. — Я могу идти?

И он уходит. Явно, не скрываясь, у всех на глазах кивает Люциусу Малфою. Стремительно проносится мимо меня, будто покидая сейчас не только этот зал, но и всех граждан магической Британии в лице этого нелепого с его точки зрения судилища. И я только в последний момент опоминаюсь, чтобы выбежать за ним.

- Профессор Снейп! Сэр, подождите!

Я стою посреди министерского коридора с нелепо растопыренными руками, растрепанный, переминающийся с ноги на ногу. И не знаю, что я, собственно говоря, собирался сказать ему. Он оборачивается, медленно подходит ко мне — в полумраке плохо освещенного коридора он кажется мне просто черной тенью. Останавливается в паре метров от меня.

- Какой я Вам, к черту, профессор, Поттер? — а потом, явно стараясь быть вежливым с героем магического мира, продолжает, — Вы что-то хотели?

- Сэр, я…

- Что Вы мямлите, Поттер, будто я спрашиваю у Вас рецепт Оборотного зелья? Если Вы что-то хотели, говорите! — в его взгляде мне видятся презрение и скука, которые, наверное, навевают на него мой нелепый вид и неиссякаемый поток красноречия.

- Сэр, я думал… Я пришел на случай, если вдруг мои показания могли бы пригодиться…

- Как видите, они не пригодились. Что-нибудь еще?

- Сэр…

Я понимаю, что еще несколько секунд, и он просто уйдет, так как у него нет никаких причин стоять здесь и ждать, что изволит сказать ему невероятно косноязычный сегодня герой магического мира. И ведь герою тоже не приходит в голову начать свою речь с обычного «спасибо». За то, что спасал меня практически каждый мой год в школе, за то что, как мог, но помогал мне выполнить мое предназначение. За то, наконец, что посмел сказать Дамблдору, узнав, что мне предстоит умереть, что тот вырастил меня, как свинью на убой…Но нет, я же хочу знать. Получить свое. И я его получаю…

- Сэр, когда я сказал Кингсли, что Ваши воспоминания могли бы служить на суде аргументом в Вашу пользу, он мне ответил…

- Что воспоминания легилимента нельзя использовать, потому что они по определению недостоверны? — он продолжает за меня, по-прежнему не подходя ко мне ни на шаг. — Он сказал Вам правду.