Андрей Фролов - Пути Держателей

Если что-то пойдет не так, его все равно доставят к Кого. Даже силой.

Темное Солнце виднеется в проеме узкого окна.

Тяжелая капля пота, холодная и обжигающая, ползет по шее.

— Уже иду.

Шелест одежд кругом. Его конвоируют.

Трое, нет — четверо.

Коридоры и залы, дым благовоний и жертвенных костров, вдали бьет гонг. Недвижимые и молчаливые статуи, грозно охраняющие окованные медью двери. Хрупкие мраморные мостки, шепот мертвой воды под ногами, силуэты бесхребетных тварей в толще льда, блики светильников и причудливая игра теней. Тени. Следящие и безмолвные. Живые.

Огромная дверь, два демона-великана по бокам. Снова звучит гонг и створки медленно расползаются вовнутрь. Красно-золотая дорожка ведет к возвышению. Надо идти.

Там наверху темно, лишь едва заметны колебания серого тумана и размытые контуры конечностей Кого, которыми тот собирает спеющие фрукты со свисающих с потолка лоз.

Глухо сомкнулись двери.

Холодно.

Проклятие… Опять он здесь. За возвышением, вне тумана, над полом висит стройная фигура, закутанная в бесцветный плащ. Длинные пряди седых волос полностью скрывают лицо. Стервятник.

На колени. С едва слышным стоном. На колени, перед могуществом хосадаку. И мешкать нельзя — иначе это заставит сделать Стервятник. Он умеет, и нет желания проверять еще раз. Советник Кого есть само воплощение зла.

На колени, неловко опираясь на обрубок левой руки.

На колени, превозмогая боль.

Он тяжело опустился, глядя немигающими глазами в покрытый мозаикой пол.

— Мы все еще испытываем сожаление по поводу твоей спешки, хотя рвение твое достойно слабой похвалы, — голос Кого волнами прокатывался по залу, ударяя в стоящего на коленях.

Голову ниже, чтобы не видеть ни хосадаку, ни Стервятника.

Собственный голос, как шелест песка:

— У меня не было выхода. Я обманул Черного тоэха, но должен был спешить. Он мог ухватить добычу…

— Знаем. Мы знаем… Мы уже слышали все это и понимаем, что ты поступил правильно. Но само наше разочарование проистекает из факта отсутствия успеха. С этим ничего нельзя поделать, но мы нашли способ исправить ситуацию. Нашли способ вернуть тебе наше расположение.

Тишина.

Хосадаку негромко чавкает, стекающий с конечностей сок каплями стучит по ковру.

— Юноша направляется к Буредде, и ты остановишь его на подходах к горе. Просто. Никаких интриг и обманов. Возьми своих лучших воинов и принеси нам его голову.

Тишина.

Не дышать.

За спиной со скрежетом открываются двери.

— Отправляйся немедленно. Пропуском тебе станет слово Стервятника.

Как моментально взмокла спина… Встать, медленно и почтительно. Так же медленно начать пятиться, согнувшись вдвое.

Нашли способ. Как же, если бы не он, Кого никогда бы не узнал, что тоэх все-таки остался жив, волшебным образом вырвавшись из рук Стервятника, а теперь идет к Буредде. Хотя, конечно, он и поторопился, но практически весь план…

Сколько сил стоило сейчас не рухнуть ниц.

Серой невидимой плетью захлестнуло мозг и сжало, сдавило, отнимая жизнь. И голос. Спокойный холодный серый голос Стервятника, зазвучавший в голове.

— Ты дурак, и не тебе судить поступки хосадаку. Ты, видимо, не понимаешь, что остался цел, пусть и не буквально (холодный смешок), лишь потому, что оперативно сообщил о том, что тоэх жив и узнал, куда тот направляется. Выполняй приказ!

Огромная сила буквально вышвырнула его из зала.

Киоши приходил в себя очень медленно. Уже пребывая в сознании, еще долго не мог открыть глаз, чтобы осмотреться.

Когда, в итоге, ему это удалось, в поле зрения попал яркий костер, над которым истекала кипящим жиром туша, тент и два лежака из веток. Один из лежаков занимал он сам. На соседнем, с мечом на коленях, дремал проводник. Тоэх облизал пересохшие губы, улавливая острый приятный аромат жареного мяса, висящий над лагерем.

— Танара?

Тот открыл левый глаз, не пошелохнувшись. Странные татуировки, покрывающие его лицо, потускнели и еще глубже въелись в кожу.

— Ты очнулся, — подтвердил он и поднялся, откладывая меч. В глазах проводника плескалась опустошенность. — Ты потерял сознание, помнишь?

Киоши кивнул, или ему так только показалось. Спину неимоверно ломило.

— Сколько я без сознания?

— Долго. Весьма долго, — Танара придирчиво осмотрел мясо, пробуя его заточенной палкой. — Ужин готов.

Юноша заставил себя дотянуться до фляги.

Он отдыхал еще немало времени, прежде чем окончательно придти в себя и встать на ноги — за это время они успели поесть семь раз, умяв половину туши птицы-волка, приготовленной мидзури. Вскоре, пытаясь восстановить форму и заново привыкая к обновленному телу, Киоши принялся упражняться, прыгая по ветвям или поднимая камни. Танара оставался немногословен, заготавливая мясо впрок, и лишь исподлобья наблюдал за тоэхом, никак не объясняя появление узоров на щеках.

Как только юноша заявил, что готов продолжать путь, проводник молча свернул лагерь, особое внимание уделив заметанию следов, и они двинулись в лес, оставляя гигантскую стену за спиной. Голубая ниточка заклинания, перечеркивающая громаду, медленно таяла в воздухе.

Как понял тоэх, теперь они направлялись прямо к реке. Неохватные стволы вековечных деревьев возвышались над их головами, а поверх крон разносился многотысячный птичий гвалт.

— Огонь и вода, — Танара неожиданно поставил ногу на поваленный ствол, опуская на траву мешок, — я слышал, что именно так сравнивают наши расы. Вечное противоборство, схватка противоположностей. Ты согласен?

Киоши остановился, с интересом присаживаясь рядом на бревно. Он уже начал подозревать, что за время его пребывания в мире грез и снов с проводником что-то произошло. Что-то шокирующее. Банда желтых насекомых с энтузиазмом потрошила ягодный куст.

— Когда ты упал, — Танара потер щеку, но на этот раз не шрам. Казалось, он пытается оттереть с лица татуировку, — я был уверен, что ты погиб. Настолько, что даже не проверил, теплится ли в тебе жизнь… Я просто знал, что ее там нет. Как знаешь, что брошенный дом пуст и в нем никто не живет.

Киоши не торопился отвечать, сорванной веткой сбив на землю крупную бабочку.

— Это действительно животная мощь, примитивная энергия. Это так непохоже на нас. И я только сейчас понимаю всю разницу…

— Ты совершенно прав, — юноша подсел к нему, носком драной кроссовки отбросив в сторону пару камней. Почва под ногами была влажной, но теплой. — Но я не вижу причин для глубоких раздумий. Так было всегда, и так будет всегда. Разве нет?

Вопрос повис в воздухе.

— Красный, — взгляд Танары был направлен вглубь леса, задумчивый и отстраненный, — цвет крови и огня, цвет зарева пожаров, багрового марева заката. Как странно, что у нас обоих, тоэхов и мидзури, есть столь сильная предрасположенность к определенному цвету… Не находишь? Даже миры раскрашены, словно у каждого — свой. Интересно, захвати тоэхи мой мир, изменился бы цвет солнц?