Макс Далин - Убить некроманта

Когда я спустился в главный зал, на меня смотрели. Жадно смотрели — впивались взглядами, искали на моем лице следы действия яда, я полагаю. И дядюшка улыбался нежно и умиротворенно. Как будто уже стоял у моего гроба, сердечный. Тем более — Нарцисс выглядел так спокойненько. И дядя опять недосчитал — я думаю, принял это спокойствие за чувство исполненного долга.

Я решил своим родственникам удовольствия не портить.

— За ночлег благодарен, — говорю. — Но завтракать не останусь. Нездоровится, есть не хочется. Думаю скорее вернуться домой и в библиотеке порыться.

Дядюшка так расплылся… И кузен Вениамин улыбнулся мне сердечно — впервые в жизни. И я подумал, что хорошо быть умирающим — все тебя очень любят напоследок.

— Я, — говорю, — хотел бы вас видеть в столице, дядя. Совет — послезавтра, будьте.

Он так поклонился… И так ласково смотрел… У него в глазах горящими буквами мерцало: «Хорошо, если к Совету ты не сдохнешь. Но одной ногой уже будешь в могиле, это точно».

— Пусть, — говорю, — ваш конюший меня сопровождает. Он мне понравился.

А дядя сделал якобы понимающую мину:

— Да на здоровье, хе-хе. Что с меня, убудет?

И нас проводили. Я раскашлялся, когда садился на коня, — в горле еще першило. И дядина свита аж замерла, пока кашель не прошел, — «ну!» — но потом разочаровалась. А премьеру и жандарму, натурально, ни о чем не рассказали, и они просто ехали поодаль от меня и обсуждали вино и девок.

Рыжий жеребчик Нарцисса боялся моих мертвецов не меньше, чем его хозяин. Но Нарцисс все равно старался держаться рядом. Мое доверие ему льстило… Бедный дурачок.

В столицу мы прибыли к вечеру. Столица впервые увидала Нарцисса в моей свите, так что горожане о нем первый раз сказали «королевская подстилка» и «светская сучка». Но он если и расслышал, то к себе не отнес.

Из-за свойственного ему исключительного легкомыслия.

Не буду утомлять вас рассказом о том, как устраивал Нарцисса в своих покоях. Довольно того, что он был впечатлительный, а я решил, что он будет жить со мной. Если мне захочется разговаривать с живым человеком, то пусть он будет рядом. И больше я ничего не желал принять в расчет. Ну да, да — неблагодарный тиран.

Я хотел, чтоб Нарцисс привык быстрее, чем он мог привыкнуть. А он грохнулся в обморок, когда увидел Оскара, выходящего из зеркала. Господи, прости…

Оскар, гадюка могильная, улыбнулся ему во все клыки. А мне сказал:

— Мне искренне жаль, ваше прекрасное величество, что мое появление вызвало такую прискорбную реакцию — у современных молодых людей нервы, к сожалению, слабы, как у барышень. Уверяю вас, что менее всего мне хотелось наносить ущерб благополучию вашей игрушки, мой дорогой государь, тем более такой изящной.

— Не пугайте его больше, Князь, — говорю. — Вот что мне теперь делать?..

Оскар чуть пожал плечами и тронул лоб Нарцисса своими ледяными пальцами — тот действительно пришел в себя моментально. И вцепился в мои руки, как в последнюю надежду, явно совсем забыв, что я — некромант и его король.

А вампир был настолько циничен, что заметил:

— Видите, мой бесценный государь, я, безусловно, ужасен, зато вы уже совершенно безопасны и близки.

И снова оказался прав, как всегда. Потому что Нарцисс с тех пор уже никогда не только не боялся, но и не смущался в моем присутствии. Правда, очень удивлялся иногда… Но это уже пустяки. И не смел спорить. Ни с чем, что бы я ни приказал. Я же его король — это в его головенке было равно примерно Богу.

Преданный, как легавый щенок. И это именно его потом честил предателем и встречный и поперечный.

Большой Совет, помню, изрядно меня позабавил.

Дядюшка прибыл в черном. В шикарном костюме — черный бархат и золотые галуны. Вроде как траур по случаю моего нездоровья.

Хотя я к тому моменту уже успел окончательно поправиться.

Принц Марк сел напротив меня и все заглядывал мне в лицо. Холодный пот искал или ждал, когда у меня глаза вытекут, — так весело… А кузен Вениамин, бледный, хмурый, грыз перо и нервничал. Он, мне кажется, понял раньше своего батюшки.

А я беседовал с премьером и с канцлером о наших внутренних делах, так — не торопясь. Счета сводили, смету прикидывали на нынешнюю зиму, обсуждали какие-то пустяки: цех столичных кузнецов просит высочайшего позволения вывешивать штандарты с двумя языками пламени вместо одного, а бургомистр предлагает запретить подмешивать старое варенье в новое…

К концу Совета мои дорогие родственники сами нездорово выглядели.

И когда я отпустил свиту, а им сказал: «Задержитесь на минутку» — они стали совсем зеленые. Как огурцы. И дядюшка пролепетал:

— Дорогой племянничек, что-то случилось?

— У вашего конюшего, — говорю, — колечко было с агатом… Вы бы, дядюшка, меня познакомили с ювелиром, хочу у него колье для жены заказать.

Утро, я припоминаю, морозное стояло, уже и иней лежал на траве — октябрь к концу, — в зале прохладно, а с принца Марка пот полил в три ручья.

— Мой, — лепечет, — перстень… старинный… я его, вроде бы… то есть — какой перстень?

— Системы, — говорю, — «кошка сдохла, хвост облез».

И тут мой кузен Вениамин процедил сквозь зубы слово — я удивился, откуда он такие знает. А принц Марк сел. Когда сидишь, не так заметно, что колени дрожат.

А я щелкнул пальцами гвардейцам. И говорю:

— Что с вами делать, дядя? Вы старше, вы политик — вот, совета спрашиваю. Казнить вас за государственную измену не могу — огласки не хочу. Будут болтать, что лью родную кровь. Так что предоставляю на выбор: первый вариант — вы этот перстень сами используете. Вроде как приболели и оттого умерли. Второй — я вас вместе с двоюродным братцем уютно устраиваю в небольшом помещении с крепкой дверью. И не в Башне Благочестия, а в Орлином Гнезде, к примеру. Или в Каменном Клинке. А ключ выбрасываю. Вроде вы переехали.

Тут у него и челюсть затряслась, и оттого он ничего мне не ответил. А кузен Вениамин прошипел:

— Ты, Дольф, грязная скотина. Пятно на родовом гербе. Можешь меня убить за эти слова, но я просто всю жизнь мечтал тебе это сказать.

Я ему улыбнулся.

— Вениамин, — говорю, — я так рад, что исполнил твою заветную мечту. Если ты мечтал сообщить мне еще что-то — не стесняйся, пожалуйста. Только поторапливайся, потому что я уже сам все решил. Без дядиных советов.

— Убить моего отца? — спрашивает. С ненавистью и мукой на физиономии.

— Ну почему же, — говорю, — только отца? Ты считаешь, братец, что ты совсем ни при чем в этой истории? Твой батюшка, как я понимаю, ведь не в пользу моего сынка интриговал, а в свою собственную, в обход младенчика, да? Бедняжечку Людвига ведь тоже, наверное, убить собирались? Так что это вся ваша фамилия, братец мой, узурпаторы. Несостоявшиеся.