Ольга Мигель - Зов

— И как они это делали?

— Говорю же, не знаю. Просто подходили к тем, кто их звал, говорили что-то, а затем исчезали, таяли в воздухе. Слушай, а что это за Вторая Мировая? Мне о ней еще никто ничего не рассказывал.

— И не расскажут, эта война была в другом мире.

— Ты из какой-то альтернативной реальности?

— Угадала.

— Как же тебя сюда занесло?

— Это длинная история.

— Тогда рассказывай со всеми подробностями, времени у нас в достатке, — цинично улыбнулась Флара.

Интересно, сколько я уже здесь пробыла? Видимо, немного менее трех дней, точно сказать трудно. Все это время я только и делала, что расспрашивала Флару о стене. А прерывала это занятие только для того, чтоб рассказать немного о себе. Скоро я узнала практически все, что было известно Фларе о каждом коридоре в стене, и мы переключились на заключенных, которые нам иногда встречались. Но чем больше я узнавала, тем сильнее убеждалась, что уже не выберусь отсюда. Неужели мне действительно придется провести здесь вечность? Что ж, теперь я понимаю смысл строки «Мечтой забвенье назовет»!

— Знаешь, я постоянно думала о том, что было бы со мной, не окажись я здесь, — прошептала Флара, глядя в бойницу, которая выводила на степь. — Не знаю точно, как сейчас, но в мое время девушка была обречена на далеко не лучшую судьбу.

— А ты не приукрашаешь действительность?

— Отнюдь. Тогда благородная девушка покидала стены замка, только уезжая на балы или приемы, где искала себе жениха… вернее, жених выбирал себе будущую жену. Затем он некоторое время присматривался к ней, ездя в гости. И если она ему нравилась — делал предложение, право согласия на которое имел отец. После этого справляли свадьбу, и та становилось, по сути, последним мероприятием, на котором эта женщина появлялась. Став женой своего мужа, она имела право покинуть имение лишь на свадьбу дочери. Ей оставалось вести хозяйство, даже по саду гулять дозволялось только в сопровождении мужа, и более того — приходилось повиноваться ему во всем. У него даже было право побить ее, если та ему чем-то не угодит. И это, заметь, среди аристократов! А теперь представь только, как жили мещанки, а тем более крестьянки.

— Ужас какой-то. Конечно, в моем мире в течение длительного времени тоже была похожая дискриминация… в некоторых странах она еще сохранилась. И даже в государствах, где право женщины закреплено законом, хватает деспотичных отбросов, которые считают, что место женщины — на кухне: с кастрюлей в одной руке, ребенком во второй и пылесосом в ноге.

— И здесь, если верить словам новоприбывших заключенных, тоже есть пара особенно гуманных стран, где единственные обязанности мужчин — пить да курить, гулять с друзьями по кабакам и ресторанам и бегать время от времени на войну. Все остальное — не мужское дело. Кстати, и в Ануаре, говорят, тоже иногда встречаются домашние деспоты. Ох, упасите Стихии кому-то выйти за такого замуж!

Не знаю, с какой радости, но воображение попыталась нарисовать меня на кухне в бигудях и халате. А рядом со мной почему-то Ларгуса, который свысока смотрит на меня, попивая дорогое вино! Но получилось это у воображения довольно убого, да и картина моментально изменилась на более приятную…

Минуточку, а какого черта мое воображение вообще начала такое рисовать?! Может, пора уже забрать у нее фломастеры, или заменить чистые листы бумаги на книжку-раскраску? Хватит уже бредить! Конечно, когда голова пустая, то вакуум затягивает все, что попадется, но надо иметь хотя бы три грамма мозгов!

— … Поэтому еще неизвестно, что бы ждало меня, не попади я в эту стену, — продолжала Флара. — Так хоть есть люди, с которыми можно перекинуться словом, и никто тобой не командует.

— Счастливая, — простонала я. — А мне таким везением похвастаться нельзя. Да, месяц назад я сама была бы рада оказаться здесь, но сейчас не спешу откупоривать шампанское. У меня все могло сложиться так хорошо…

— Ты уверена?

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что за пять тысячелетий, проведенных здесь, я заметила одну очень интересную закономерность: сюда попадают только те, кого в жизни ждала очень тяжелая судьба. Я, например, должна была выйти замуж за деспота; одному моему знакомому грозило заключение в ужасной тюрьме за преступление, которого он не совершал; девушка, с которой ты виделась несколько часов назад — необученная волшебница. Работорговцы похитили ее, и через несколько дней должны были продать на невольничьем рынке. Улавливаешь?

— То есть, ты хочешь сказать…

— Что и тебя, очевидно, ждали бы не лучшие времена, останься ты там.

— Не понимаю, почему на эту стену попадают только безнадеги?

— Я вот много об этом думала и сделала вывод: видимо, наши души, предчувствуя беду, сами ищут выход, и ставят целью во что бы то ни стало ее избежать. Если же совпадают какие-то загадочные обстоятельства, они находят дорогу к Стене Санкора. А дальше остается войти. Не волнуйся, ты привыкнешь жить здесь. Конечно, это не жизнь, а ужасное существование, царство тоски и одиночества… Но тут до тебя уже не доберутся проблемы, которые топором нависали над твоей головой там, за ее пределами.

А в самом деле, не к лучшему ли все для меня сложилось? Вдруг я действительно была бы обречена на страдания, которые стали неотъемлемой частью моей жизни еще четыре года назад, когда эта проклятая сила выбрала меня, разрушив все, что тогда было важным? Я бы не сказала, что судьба очень сильно меня любит. Так почему бы ей не продолжить издеваться надо мной и в этом мире? Даже то, что я очутилась в этой чертовой стене, похоже на очевидное тому доказательство… или даже наказание в смягченной форме. Ну простите меня, госпожа Судьба, за то, что я назло Вам посмела родиться!

Итак, мне придется принять действительность: с этой стены не выбраться, я здесь навеки. Точка…

Стоять, дезертир! Никакой точки! А как же раскопки? Если я останусь здесь, никто не сможет предупредить магов о возможной грозящей катастрофе планетарного масштаба! И Ларгусу потребуются свидетельство о моем родном мире, чтобы сшить прореху…

О Боже! Опять Ларгус? Чего я вообще к тому Ларгуса прицепилась? Почему я решила, что ему действительно понадобятся мои россказни? Это он мне, наверное, сказал просто так, из вежливости, чтобы разговор поддержать. Когда я повзрослею? Двадцать один год, а веду себя как на редкость глупая девочка-подросток. Сколько можно вспоминать о Ларгусе? Ясно ведь как божий день, что у него и так полно дел, ему на меня наплевать, он за мной не пришел и не придет!..

— АЛИСА! — вдруг услышала я с покрытых мраком глубин коридора… и сразу упала, приземлившись на ягодицы. — Алиса, ты где?! Отзовись же, времени мало!