Анджей Сапковский - Ведьмак (большой сборник)

— И может, тогда нас в таки места погонют, что с любовию тепершнее безделье и паршивый этот хлев вспомним. — Киприан Фрипп Младший окинул утомленным взглядом стены корчмы, на которых знал уже каждый гвоздь и каждый подтек. — И эту водяру паскудную. И этих вона двух, от которых луком несет, а когда их прочищаешь, то лежат ровно телки, в потолок зыркают и в зубах ковыряют.

— Все лучше, чем скукотища эта, — проговорил Юз Ианновиц. — Выть хоцца! Давайте сотворим хоть чего–то! Что угодно! Деревню подпалим или еще чего сделаем?

Скрипнула дверь. Звук был такой необычный, что все четверо сорвались с мест.

— Вон! — зарычал Деде Варгас. — Выметайся отседова, дед! Попрошайка хренов! Вонючка! Пшел во двор! Ну!

— Оставь, — махнул рукой утомленный Фрипп. — Видишь, дудку вытягивает. Небось нищенствует, видать, старый солдат, что дудкой да пением по постоялым дворам промышляется. На дворе слякоть и зяб. Пусть посидит…

— Только подальше от нас. — Юз Ианновиц указал деду, где тому можно сесть. — Нито нас воши зажрут. Отседова видать, какие по ему быки ползают. Подумать можно — не воши, а черепахи.

— Дай ему, — скомандовал Фрипп Младший, — какой–нить жратвы, хозяин. А нам водяры!

Дед стащил с головы огромный валяный колпак и уважительно разогнал вокруг себя вонь.

— Благодарствуйте, благородники, — промямлил он. — Ноне ведь сочевник Саовины, праздник. В праздник негоже никого гонять, чтоб под дождем мок и мерз. В праздник годится почествовать…

— Верно, — хлопнул себя по лбу Риспат Ля Пуант. — И верно, ведь сочевник Саовины нынче! Конец октября!

— Ночь чар. — Дед отхлебнул принесенного ему жидкого супа. — Ночь духов и страхов!

— Ого! — сказал Юз Ианновиц. — Дедок–то, гляньте, сейчас нас тут нищенской повестью порадует!

— Пусть радует, — зевнул Деде Варгас. — Все лучше, чем нуда эта!

— Саовина, — повторил загрустевший Киприан Фрипп Младший. — Уж пять недель после Говорога. И две — как здесь сидим. Битых две недели! Саовина, ха!

— Ночь чудес. — Дед облизнул ложку, пальцами выбрал что–то со дна миски и сшамкал. — Ночь страхов и чар!

— Ну, не говорил я? — ощерился Юз Ианновиц. — Будет дедовская сказка!

Дед выпрямился, почесался и икнул.

— Сочевник Саовины, — начал он напыщенно, — последняя ночь перед ноябрьским новолунием, у эльфов — последняя ночь старого года. Когда новый день наступит, то это у эльфов уже новый год. И тут у эльфов есть обычай, чтоб в ночь Саовины все огни в доме и окрест от одной щепы смолистой зажечь, а остаток щепы спрятать как следует, аж до мая, и той же самою огонь Беллетэйна распалить, в новолуние. Тогда будет везенье и даренье. Так не токмо эльфы, но и такоже наши некоторые делают. Чтобы от духов злых ухраниться…

— Духов, — фыркнул Юз. — Послушайте только, что этот старпер болтает!

— Это ночь Саовины! — продолжал дед торжественным тоном. — В такую ночь духи ходят по земле! Души покойных стучат в окна, впустите нас, впустите. Тогда им надобно меду дать и каши и все это водкой окропить…

— Водкой–то я себе самому предпочитаю горло кропить, — захохотал Риспат Ля Пуант. — А твои духи, старик, могут меня вот сюда поцеловать!

— Ох, милсдарь, не шуткуйте над духами, мстивые они ибо! Сегодня сочевник Саовины, ночь страхов и чар. Наставьте уши, слышите, как вокруг шуршит и постукивает? Это мертвые приходят с того света, хотят вкрасться в дом, чтобы отогреться при огне и сыто поесть. Там, по голым полям и облысевшим лесам, гуляет ветер и заморозь. Заблудшие души зябнут, тянутся к жилью, где тепло и огонь. Тут не след забыть им выставить еды в мисочке на порог или где на гумне, потому как если там мертвецы ничего не сыщут, то по полночи сами в халупу войдут, чтобы пошукать…

— О Господи, помилуй! — громко шепнула одна из девок и тут же пискнула, потому что Фрипп ущипнул ее в ягодицу.

— Недурная повестушка, — сказал он. — Но до совсем доброй ей далеко! Налей–ка, хозяин, старику кружку пивка теплого для сугреву! Может, добрую расскажет! Добрую повесть о духах, парни, вы по тому узнаете, что заслушавшихся девок можно как следует ущипнуть, они и не заметят!

Мужчины захохотали, послышался писк обеих девушек, на которых проверялось качество повествования. Дед отхлебнул теплого пива, громко шмыгая носом и отрыгиваясь.

— Гляди мне не упейся да не усни! — грозно предостерег Деде Варгас. — Не задаром тебя поим! Давай говори, пой, на дуде играй! Веселье должно быть.

Дед раскрыл рот, в котором одинокий зуб белел словно верстовой столб среди темной степи.

— Так это ж, милсдарь, Саовина! Какая тут музыка, какая игра? Не можно. Музыка для Саовины — это вон тот за окном ветер. Это оборотни воют и вомперы, мамуны стонут и стенают, гули зубами скрежещут! Беанн’ши скулит и кричит, а кто тот крик услышит, тому, это уж точно, скорая смерть писана. Все злые духи покидают свои укрытия, ведьмы летят на последний их предзимний шабаш! Саовина — ночь страхов, чудес и волшебства! В лес не ходить, потому как леший загрызет! Через жальник не ходить, потому как мертвяк уцепит! Вообще лучше из хаты не выходить, а для верности в порог вбить новый нож железный, над таковым зло переступить не осмелится. Бабам же надобно особливо детей стеречь, потому как в ночь Саовины дитятю может русалка либо слезливица скрасть, а обмерзлого найденыша подкинуть. А которая баба на сносях, та пусть лучше не выходит на двор, потому как ночница может плод в лоне попортить! Заместо ребенка родится упырь с железными зубами…

— О Господи!

— С железными зубами! Для почину матери грудь отгрызет. Потом руки. Лицо обгладывает… Ух, чтой–то я оголодал…

— Возьми кость, на ней еще осталось малость мяса. Старичкам много есть не здорово, запор может сделаться и — конец, ха–ха! А, хрен с ним, принеси ему еще пива, девка. Ну, старый, давай о духах еще!

— Саовина, милостивые государи мои, для упырей последняя ночь, чтобы посвоевольничать. Позже заморозь силы у них отбирает, потому собираются оне в Бездне, под землей, откуда уж цельную зиму носа не кажут. Потому от Саовины и до февраля, до праздника Имбаэлк, до Почкования, значицца, самое лучшее время для походов в места волшебные, чтобы сокровищ там искать. Ежели в теплый час, для примеру, в негодяйщиковой могиле копаться, то выскочит оттедова негодяйщик разозленный и копальщика сожрет. А от Саовины до Имбаэлка — копай и греби, сколь сил достанет, негодяйщик, ровно старый медведь, крепко спит!

— Во наплел, старый хрыч!

— Правду я говорю, милсдарь. Да, да. Чародейская это ночь, Саовина, страшная, но одновременно и наилучшая для ворожбы и предвещаний всяких разных. В таку ночь гадать надо и по костям ворожить, и по руке, и по белому петуху, и по луковице, и по сыру, и по кроличьей требухе, и по дохлому нетопырю…