Анджей Сапковский - Ведьмак (большой сборник)

Фрипп поднял брызжущий кровью обрубок, сосредоточенно взглянул на него, потом посмотрел на лежащую на столе кисть. И вдруг упал — резко, с размаху сел задом на пол, совсем так, словно поскользнулся на мыле. Сидя он зарычал, а потом принялся выть диким, высоким, протяжным волчьим воем.

Скорчившийся под столом, залитый чужой кровью дед слышал, как несколько секунд тянулся этот жуткий дуэт — монотонно кричащая девка и дико воющий Фрипп.

Девка умолкла первой, закончив визг нечеловеческим, давящимся стоном. Фрипп просто утих.

— Мама… — неожиданно проговорил он совершенно четко и осознанно. — Мамочка… Как же так… Как же… Что со мной… случилось? Что… со мной?

— Ты умираешь, — ответила изувеченная девушка.

У деда остатки волос встали на голове дыбом. Чтобы сдержать крик, он прикусил единственным зубом рукав сермяги.

Киприан Фрипп Младший издал такой звук, будто что–то с трудом проглотил. Больше никаких звуков он уже не издавал. Никаких.

Стало совершенно тихо.

— Что ж ты сотворила… — прозвучал в тишине дрожащий голос корчмаря. — Что ж ты наделала, девушка…

— Я — ведьмачка. Я убиваю чудовищ.

— Нас повесят… Деревню и корчму спалят.

— Я убиваю чудовищ, — повторила она, и в ее голосе вдруг пробилось что–то вроде удивления. Как бы сомнения. Неуверенность.

Корчмарь застонал, заныл. И зарыдал.

Дед понемногу выкарабкался из–под стола, сторонясь трупа Деде Варгаса, его жутко разрубленного лица.

— На черной кобыле едешь… — пробормотал он. — Ночью, черной как траур… Следы за собой заметаешь…

Девушка повернулась, взглянула на него. Она уже успела обернуть лицо шарфом, а поверх шарфа глядели обведенные черными кругами глаза упырихи.

— Кто с тобой встренется, — пробормотал дед, — тот не избежит смерти… Ибо ты сама есть смерть.

Девушка смотрела на него. Долго. И довольно спокойно.

— Ты прав, — сказала она наконец.

Где–то на болотах, далеко, но значительно ближе, чем раньше, второй раз послышался плачущий вой беанн’ши.

Высогота лежал на полу, на который упал, слезая с постели. С удивлением обнаружил, что не может встать. Сердце колотилось, подскакивало к горлу, давило.

Он уже знал, чью смерть вещает ночной крик эльфьего призрака.

«Жизнь была прекрасна. Несмотря ни на что», — подумал он и прошептал:

— Боги… Я не верю в вас… Но если вы все–таки существуете…

Чудовищная боль неожиданно стиснула ему грудь. Где–то на трясинах, далеко, но еще ближе, чем до того, беанн’ши дико завыла в третий раз.

— Если вы существуете — сберегите ведьмачку на стезе ее…

Монахини стояли перед Верховной Жрицей неподвижно, напряженные как струна, немые, слегка побледневшие. Они были готовы в путь. Полностью собраны. Мужские серые дорожные одежды, теплые, но не связывающие движений кожушки, удобные эльфьи башмаки. Волосы острижены так, чтобы их легко было содержать в чистоте в лагерях и во время переходов. И чтобы они не мешали работать. Плотные маленькие узелки, в которых была только пища на дорогу и необходимые медицинские инструменты. Остальное им должна была дать армия. Армия, в которую они отправлялись.

Лица обеих девушек были спокойны. Внешне. Трисс Меригольд знала, что у обеих чуть–чуть дрожат руки и губы.

Ветер рванул голые ветви деревьев храмового парка, погнал по плитам двора пожухшие листья. Небо было темно–синим. Чувствовалось, что надвигается метель.

— Вы уже получили назначение? — прервала молчание Нэннеке.

— Я — нет, — ответила Эурнэйд. — Пока буду на зимней базе, в лагере под Вызимой. Вербовщик говорил, что весной там остановятся подразделения кондотьеров с Севера… Мне предстоит быть фельдшерицей в одном из отрядов.

— А я, — слабо улыбнулась Иоля Вторая, — уже получила. В полевую хирургию к господину Мило Вандербеку.

— Только не опозорьте меня. — Нэннеке окинула девушек грозным взглядом. — Не опозорьте меня, храм и имя Великой Мелитэле.

— Ни за что не опозорим, матушка.

— И следите за собой.

— Да, матушка.

— Ухаживая за ранеными, вы будете валиться с ног, не зная сна. Вы будете бояться, будете сомневаться, глядя на боль, и страдания, и смерть. А в таких случаях легко пристраститься к наркотику или возбуждающему снадобью. Будьте осторожнее с этим.

— Знаем, матушка.

— Война, страх, смерть и кровь, — Верховная Жрица сверлила обеих взглядом, — это страшное ослабление нравов, а для некоторых — чрезвычайно сильная афродизия. Сейчас вы не знаете и знать не можете, как это подействует на вас, девочки. Будьте осторожны. А в крайних случаях, когда уже ничего больше сделать будет нельзя, применяйте предохранительные средства. Если все же, несмотря на это, одна из вас забеременеет, тогда сторонитесь знахарей и деревенских бабок! Поищите храм, а лучше всего — чародейку!

— Знаем, матушка.

— Это все. Теперь можете подойти под благословение.

Она поочередно возлагала им руки на голову, поочередно обнимала и целовала. Эурнэйд откровенно хлюпала носом. Иоля Вторая, как всегда, разревелась. Нэннеке, хоть и у нее самой чуть ярче, чем всегда, блестели глаза, фыркнула.

— Без сцен, без сцен, — сказала она, как могло показаться — гневно и резко. — Вы идете на самую обыкновенную войну. Оттуда возвращаются. Ну, забирайте вещички, и до встречи.

— До встречи, матушка.

Девушки быстро, не оглядываясь, шли к храмовым воротам, сопровождаемые взглядами Верховной Жрицы Нэннеке, чародейки Трисс Меригольд и писаря Ярре.

Юноша настойчиво покашливал, чтобы обратить на себя внимание.

— В чем дело? — покосилась на него Нэннеке.

— Им ты разрешила! — горько воскликнул Ярре. — Им, девушкам, разрешила завербоваться! А я? Почему мне нельзя? Мне что, продолжать за этими стенами корпеть над пересохшими пергаментами? Я не калека и не трус! Позор — сидеть в храме, когда даже девушки…

— Эти девушки, — прервала священнослужительница, — всю свою молодую жизнь обучались медицине, лечению и уходу за больными и ранеными. Они идут на войну не из патриотизма или жажды приключений, а потому, что там будет бесчисленное множество раненых и больных. Завал работы днем и ночью. Эурнэйд и Иоля Вторая, Мирра, Катье, Пруна, Дебора и другие девочки — вклад храма в эту войну. Храм как часть общества расплачивается с общественными долгами. Наш вклад — обученные специалистки. Это ты понимаешь, Ярре? Специалистки! Не мясо для резников!