Валентин Маслюков - Рождение волшебницы

И бросилась, не издав ни звука.

Что-то притихла наша невесточка, — некоторое время спустя протянула Милица. Знакомый приступ тошноты, дурнота и слабость, всегда наступавшие перед западением, заставили ее опереться на подлокотник кресла. — Пойди, Любаша, — проговорила она через силу, чтобы отослать как-нибудь мужа, — посмотри, что она там?

Государь накинул кафтан и, не застегиваясь, сунулся в соседнюю комнату. Он обнаружил на полу головной убор, нечто вроде опрокинутого ведерка. Обнаружил поднятое окно, которое опустил, мельком глянув наружу.

— Никого, — сказал он жене в открытую дверь.

— Смотри лучше, — послышался сдавленный голос Милицы.

— Никого, — повторил он с возрастающим недоумением. Распахнул один шкаф, другой и третий. Бросив все нараспашку, опустился на пол, чтобы посмотреть под кушеткой.

— Ты знаешь, Милаша, чертовщина какая — никого! — громко сказал он, чтобы жена слышала, а потом во внезапном подозрении, очевидно нелепом, вновь приподнял оконницу — иного выхода из задней комнаты не имелось.

Трезво оценивая опасности открывшейся ему бездны, великий государь Любомир цепко ухватился за косяк. Но даже в самом неудобном, скованном положении можно было видеть все, что следовало: пустынную дорогу внизу, ничем не примечательную, кроме каменистой колеи. Излишняя добросовестность заставила государя посмотреть даже вверх — несколькими саженями выше тянулся карниз дворцовой кровли. Неловко извернувшись, Любомир узрел чудовищную глубину опрокинутого над карнизом неба… стало дурно от вида близко парящих птиц. Он кое-как втянулся в комнату и вернул оконницу на место.

— Куда она делась? Никого! — объявил он с досадой одураченного человека.

Бедняга и подозревать не мог, что безмерное удивление не оставит его уже до конца жизни.

Он застал государыню у стоячего зеркала в золоченном раме; не слушая недоумений мужа, Милица поспешно отвернулась. Суматошное движение ее свидетельствовало как будто о намерении спрятаться. Ничего не понимая, обиженный супруг схватил жену за плечо и ахнул:

— Боже праведный! Кто это?

В жалкой попытке улыбнуться старая ведьма ощерила желтые зубы. Была тут странная, неожиданная мольба о пощаде и злобный вызов был — все сразу.

— Что это? — выдавил Любомир. — Что с тобой?.. Это ты?

— Что, что?! Не видишь?! — Милициным, но надтреснутым голосом огрызнулась старуха. — Западение — вот что. Когда оборотень частично или полностью возвращается в свое собственное тело. Рано или поздно это происходит со всяким оборотнем. В старости все чаще.

— Со всяким? — жалко пролепетал Любомир, полагавший, надо думать, что супруга великого государя не подчиняется общим законам природы.

— Не стучи зубами!

— Я не стучу! — возразил Любомир.

Государь, и в самом деле, крепился как мог и, в общем, держался не так уж плохо.

— Выпей что-нибудь, полегчает.

Продолжая говорить, ведьма проверила на свет зеленый бокал, с недовольной миной выплеснула остатки вина и налила свежего. Потом на глазах Любомира она бросила в сосуд несколько кристалликов яда, которые вытряхнула из золотого болванчика с отвинченной головой, и взболтнула напиток.

Яд все не растворялся, ведьма сунула в бокал высохший длинный палец с кривым ногтем и помешала.

— На, пей. Все сразу и до конца.

— Горько, — пожаловался Любомир, хлебнув. — Какой-то вкус…

— Зато крепко, — оборвала его ведьма. — Пей, не рассусоливай. Действовать нужно немедленно. Хорошенько запомни: первое. Пошли человека в стан Юлия, чтобы Святополка немедленно вернули. Я хочу его видеть. Второе: город немедленно запереть. Ворота закрыть, никого не выпускать.

— Зачем не выпускать? — усомнился Любомир, через силу дохлебывая терпкое вино с тухлым привкусом.

— Куда подевалась Нута?

— Она исчезла, говорю же.

— Разберемся. Значит, третье: пусть задержат Нуту, если она неведомым образом бежала. Скажешь, она украла… Или нет, скажешь, отравила. Немедленно разыскать, взять под стражу и вернуть.

— Отравила? — пробормотал Любомир, уставившись куда-то вбок. Он боялся задевать ведьму взглядом.

— Все, иди распоряжайся.

Уже не сдерживаясь, государь бросился к выходу, но на пороге вынужден был задержаться.

— Стой! — вскричала Милица. — Застегнись, неприлично. И вот… — она подобрала валявшийся на ковре меч — усыпанную драгоценными камнями игрушку, — намотала перевязь на ножны и сунула это подобие свертка хозяину. — Мужчина не должен расставаться с оружием.

— Спасибо! — пробормотал государь, надеясь, что это все. Но снова был остановлен.

— Да! — крикнула старуха. — Четвертое: пусть оставят меня в покое. Нужно отдохнуть, и это пройдет, — она ухватила себя за космы.

Покинув, наконец, внезапно одряхлевшую, но бойкую еще супругу, великий государь Любомир Третий добрел до дворцовых сеней, так и не озаботившись при этом застегнуться. Меч под недоумевающими взглядами челяди он нес под мышкой. Государь плохо понимал, куда идет. Оказавшись на крыльце, он опустился на ступеньку, испытывая неодолимую потребность передохнуть.

— Вот что, Филофей, — молвил он, опознав толстомясое, широкое лицо боярина, который склонился к нему в немой тревоге. — Я как будто бы занемог… Да… Нута… Вот, вспомнил. Я должен отдать четыре распоряжения. Подожди… Четыре…

— Нута? Принцесса Нута? — переспросил крайне озабоченный боярин.

— Да. Но это неважно. Она кого-то там отравила. Значит так, первое: закрыть городские ворота, чтоб ни одна собака… Дальше: Святополка вызвать, его ждет государыня. Принцессу Нуту найти. Спросить.

Толстые щеки Филофея дрогнули, он шлепнул губами и онемел. На крыльце и на улочке, где столпились набежавшие дворяне, наступила гробовая тишина.

— Это что получается: три? — проговорил Любомир, едва ворочая языком.

— Три, государь, — вымолвил Филофей, замирая от ужаса. — Четвертое распоряжение какое?

— Четвертое? — удивился Любомир, беспомощно оглядываясь, на кого опереться, — и прислонился к плечу каменной химеры, которая сторожила крыльцо. — Четвертое? Черт!.. — государь понурился и просел. — Совсем забыл… — пробормотал он слабеющим голосом. — Какая досада…

И это были последние слова, которыми великий государь подвел итог своей никчемной, потраченной на удовольствия жизни. Он захрипел, покачнулся вперед, как бы отказываясь от общества химеры, и рухнул на мостовую.

Сообщили государыне. Она вышла на порог спальни, пошатываясь. Лицо ее закрывала черная траурная кисея.

— Филофей, возьмите все на себя, — расслабленно молвила она. — Да-да, я знаю. Нута. Она отравила государя. Великий государь Любомир Третий принял решение объявить наследником Святополка. Тогда Нута отравила государя и скрылась.