Валентин Маслюков - Рождение волшебницы

— Столпника. С горы он, столпник, — сказала Золотинка. Готовый уж было взломать печать, витязь раздумал.

— Стой здесь, — сказал он и кивнул лучникам, чтобы стерегли мальчишку.

Костры причудливо освещали заставленный шатрами, загородками из жердей и навесами городок. В середине стана, куда направился витязь, рдели купола высоченного шатра, увенчанного обвисшими в ночном безветрии знаменами. Человек двадцать бодрствовали у ворот, иные из них укладывались возле огня на плащи и подстилки из телячьих шкур, чтобы вздремнуть. Часовые томительно шагали по забралу, которое тянулось по внутренней стороне частокола на середине его высоты.

Никто не приветил мальчишку, но никто особенно и не стеснял его. Витязь ушел и пропал, и время тянулось вязко. Золотинка старательно ковырялась в носу и глубокомысленно рассматривала козявки. Она подсела к огню рядом с зевающим толстяком, который из одной только скуки, кажется, развязал торбу. Там у него, как водится, имелся и шматок сала, и хороший кус хлеба, и варенные вкрутую яйца, и луковица. И к этому изобилию хороший глоток из оплетенного лозой кувшина. А можно и два глотка. Золотинка дремала, прикрыв глаза, пока толстяк не осовел от еды и не стал задумываться, насилу поднеся кусок ко рту… и не прилег. Тогда Золотинка, почти не подвинувшись, как сидела она на корточках, потянулась к торбе и нащупала в ней нечто толстое и скользкое — круг колбасы. Который и принялась тянуть с торжественной и опасливой медлительностью.

— Ах ты!.. — несколько мгновений понадобилось толстяку, чтобы обрести дар речи. Он выругался и толчком кулака опрокинул мальчишку наземь. Общий переполох, поднявший на ноги немало народу, только прибавил служилому усердия, он принялся тузить и волочить воришку, а потом, под одобрительные возгласы товарищей, пустил в ход кожаные ножны от меча.

Золотинка вопила, сколько полагалась по обстоятельствам. Под этот слезливый вой и смачные поцелуи ножен о тощую задницу возвратился начальник караула, красивый юноша с мягкими кудрями до плеч.

— Пойдем со мной, — сдержанно ухмыльнувшись, велел витязь, когда уяснил причину переполоха.

Но раскрасневшийся и донельзя взволнованный толстяк придержал мальчишку.

— На! — обиженно сунул он ему отхваченный мечом конец колбасы. — Лопай, щенок! А воровать не смей!

Лучшего нельзя было и придумать! Зареванная, в слезах и соплях, истерзанная, в пыли, щедро отмеченная синяками и ссадинами, Золотинка предстала перед великим Замором, жадно сжимая в руке надкушенный кусок колбасы.

— Что за новости? — насторожился Замор, когда слуга у входа в шатер осветил мальчишку свечой.

Витязь пустился в многословные торопливые объяснения.

— Ладно, будет, — хмуро прервал его Замор. Великий человек, в длинной кружевной рубашке, сидел на разобранном походном ложе, спустив босые ноги на ковер. На легком резном столике возле ложа валялось распечатанное письмо искателей, а рядом стоял дородный мужчина в кафтане, которого Золотинка посчитала за подьячего.

Обыденный ночной колпак на бритой голове Замора нисколько не смягчал его надменного и вместе с тем какого-то унылого, с оттенком безнадежности облика. Под мертвящим взглядом слегка выкаченных глаз мальчишка окончательно смешался.

Казалось, судья Приказа надворной охраны один в шатре. Другие люди присутствуют лишь отчасти, временно и ненадежно, — по молчаливому попущению Замора. Он не ощущал с ними ни малейшей человеческой связи. Под действием этого впечатления Золотинка испытывала соблазн спросить: а кто вам навесил такую кличку — Замор? Поразительно, что один из первых вельмож государства был известен народу под своей воровской кличкой.

— Ты кто? — спросил судья. Бесцветный голос его не обманывал Золотинку, которая чувствовала за равнодушием хищную хватку.

Она пролепетала нечто беспомощное соответственно случаю.

— А где сейчас столпник? Где они его держат?

Золотинка ответила, что был до поры тут, а теперича там. То есть искатели увели деда и спрятали где-то в лесу после того, как сочинили судье письмо.

— Вот же я… не хотел идти! — добавила она, готовая и канючить, и реветь.

Замор зевнул и кинул взгляд на письмо:

— Ладно, поутру разберемся. И не будите меня больше. А малого, — кивнул он начальнику караула, — подержи.

Так Золотинка снова оказалась под звездным небом.

— Максак! — кликнул витязь человека. — Возьми мальчишку. И вот что… постереги его до утра.

— Слушаюсь, — вздохнул Максак.

У костра Золотинка разглядела, что это был рыхловатый безбровый парень, с распухшим багровым носом. Из вооружения у него имелся тесак на широком поясе. Скорее не ратник, а дворовый человек молодого витязя, холоп. Максак не знал, кто такой мальчишка и каково сокровенное значение небрежного «постереги».

— Где колбасы украл? — сказал он вполне дружески.

— Там, — призналась Золотинка, махнув рукой в сторону ворот.

— Ну, дай! — понюхав колбасу, Максак испытал ее на вкус, одобрительно хмыкнул и в несколько приемов прикончил кусок, по справедливости оставив малому изгрызенный хвостик.

Потом небрежно утерся и сказал:

— Бляха, куда я тебя дену? Вот же… — он выругался. — И чтоб у меня… смотри — голову оторву!

Он накрепко привязал пленника за щиколотку, ходовой конец бечевки обмотал себе вокруг запястья и тогда только завалился спать, предупредив о бдительности служилых, что коротали у огня время. Люди приходили и уходили, слышались дремотные разговоры. Сначала Золотинка ждала, прикрыв веки, а потом и вправду уснула.

Миновало часа два или три, если судить по Большой Медведице — созвездие прошло изрядную долю суточного круга и опустилось к земле. Золотинка продрогла. Осматриваясь без лишних движений, она поняла, что пора действовать.

Костер тлел багровыми углями, по ним пробегали синие всполохи, ничего неспособные осветить. Максак спал, двое караульных клевали носом и боролись со сном в скорченном положении. Золотинка подвинулась к костру. Один из дремлющих насторожился и опять опустил голову, когда убедился, что мальчишка пристроился ближе к теплу и затих. Некоторое время спустя Золотинка неприметно потерла за ухом Эфремон, прошептала несколько бессмысленных слов и осторожно набрала горсть остывшей золы.

Развеянный с ладони пепел, туча золы окутала всех, кто сидел и лежал. Золотинка неудержимо чихнула, но никто уж не мог проснуться. Она высвободила намотанный на безвольное запястье Максака конец веревки, подтянула его к поясу и, прихватив с собой добрую горсть золы, двинулась в тихое, вкрадчивое путешествие между дремотными тенями шатров.

Там, где начиналась стиснутая зарослями едулопов дорога, горел костер, возле него темнели спины часовых, горели их лица, а дальше различался решетчатый забор — последнее препятствие на пути к дворцу. Открытое пространство в двадцать или тридцать шагов отделяло Золотинку от часовых, отсюда нельзя было нагнать сон — не долетит. Еще один лучник вышел из темноты и остановился у костра, отбрасывая долгую зыбкую тень. Теперь часовых насчитывалось пятеро, четверо сидели, один стоял.