Валентин Маслюков - Рождение волшебницы

— Что везешь? — на паром по-хозяйски взошли стражники в ржавых кожаных куртках.

Надо думать, это были таможенники.

— Зерно, господин десятник, четыре четверти, — угодливо сказал возчик, и Золотинка, чуя неладное, торопливо развязала мешочек с пеплом, чтобы распылить его вокруг себя.

Она едва успела обморочить замкнутое кибиткой пространство, как спереди заглянул стражник, недовольный мордатый дядька в помятом шлеме. Перегнувшись через козлы, где лежал оставленный возчиком кнут, стражник чихнул и трахнул кулаком мешок, а потом другой, немногим только не дотянувшись до затаившего дыхания пигалика. Заглянул с передка и хозяин. Он несколько удивился, не обнаружив под навесом мальчишки, но не успел свое удивление осмыслить, озабоченный не мальчишкой, а благорасположением стражников.

— А под мешками что? — спросил тот, еще раз глянув невидящими глазами туда, где таился оборотень.

— Это в каком же, позволительно сказать, смысле? — залебезил хозяин. — Как есть ничего. Мы власти послушны…

— Че-его?!

— То есть, я говорю, послушны, — испугался хозяин, суетливый тщедушный человечек.

Повозка, тяжело западая колесами на неровностях, скатилась по сходням на берег, и странные таможенники не тронули ни одного мешка, чтобы перевесить зерно.

— Тебе куда, малый? — малую долю часа спустя оторопело спросил возчик, таким вот образом выразив свою удивление, когда обнаружил мальчишку среди мешков. Телега тяжко постукивала по булыжникам мостовой. — Мы стоим на Поварской. На извозчичьем двору. До Поварской я тебя довезу. Лады?

— Лады, — покладисто согласилась Золотинка.

Возчик шагал рядом с повозкой, а она ехала на мешках.

Занимаясь котомкой, она снова достала укутанный в тряпку хотенчик и не утерпела испытать. Сверток, выворачиваясь из рук, показывал на восток. Сидя в закрытой повозке на кривых улицах пасмурного города, непросто было отличить восток от запада, но никакого сомнения, во всяком случае, не оставалось, что хотенчик тыкался в правый бок кибитки.

Малую долю часа спустя сверток с желанием Юлия чуть не выскользнул по недосмотру из развязанной торбы — Золотинка ахнула. Она поймала беглеца на самом задку повозки, и чудом только не произошло непоправимое: вздыбленная рогулькой тряпка не выскочила на улицу пред восхищенные взоры зевак.

Сжимая в горсти сверток, Золотинка подрагивала и подскакивала на мешке, сотрясаясь вместе с телегой на дорожных колдобинах, и теперь только, не сразу, сообразила, что хотенчик бросился назад. Не вправо, а назад. Золотинка не удержалась высунуться за рваный, в лохмотьях полог. На расшатанной, кривобокой улочке действительно происходили события: задравши малышу рубаху, озабоченная мамаша уткнула несчастного головою себе в подол, чем лишила всякой возможности защищаться, и лупила веником. Малыш ревел. А праздный народ: две соседки, коробейник, не спускавший с макушки поднос с товаром, и мальчишка в отрепьях — наблюдали за наказанием так сосредоточенно, словно ожидали немедленного разрешения некоего животрепещущего вопроса.

Более важных событий на грязной и бедной улочке не примечалось. Так и не разрешив недоумений, а только лишь их усугубив, Золотинка закинула на спину котомку и, зажавши сверток с несуразным помыслом Юлия, спрыгнула на разъезженную улицу, где плавали в лужах гнилая солома и свежий конский навоз.

Голос благоразумия подсказывал ей, что в волшебных делах нельзя оставлять без разгадки даже безотносительные, ни на что не годные и ни к чему, казалось бы, не ведущие пустяки. Притворно зевая, Золотинка прошлась по улице и в первой попавшейся подворотне, где можно было с соблюдением всевозможных предосторожностей испытать хотенчик, остановилась, закрыв собой сверток от улицы.

Хотенчик Юлия был, может статься, не совсем здоров. Теперь он показывал в противоположную сторону. То есть туда именно, где скрылась, увязая в грязи, оставленная Золотинкой телега…

Лучшие ее качества — школярское прилежание, исследовательский задор и достоинство не последней в Словании волшебницы — заставляли ее искать ответа, чем дальше, тем больше погружая в пучину неразрешимых противоречий. В течение двух или трех часов, не присаживаясь, кружила Золотинка по городу, всякий раз, едва предоставлялась малейшая возможность, доставая хотенчик, — и ничего.

Хуже, чем ничего. Это «ничего» и само как будто кружило по городу, показывая Золотинке язык. Далеко уже после полудня, измученная бестолковщиной, она застряла в толпе зрителей на площади, где обезьянка скоморохов, нацепив на облезлую голову шапочку, объезжала взнузданного, но без седла медведя. Возбуждение в толпе царило такое, что можно было без особых опасений испытать хотенчик прямо на площади. Она и воспользовалась этой возможностью.

Хотенчик указывал вверх. Словно ослеп, замотанный в тряпицу. Тянулся острым концом в небо. Или, скорее, показывал на кровлю большого двухъярусного дома. Предмет Юлиевых мечтаний следовало искать на крутых скатах соломенной крыши, где не удержалась бы даже птица?

Разве кот. Да и тот взобрался на самый конек, умазанный глиной гребень, и оттуда уже, расположившись не без удобства, взирал на представление. Похоже, это был чрезвычайно благоразумный кот, который получал двойное удовольствие, наблюдая в полнейшей безопасности безумства безрассудной обезьянки, — несмотря на чудеса ловкости, та едва держалась на широкой спине сердитого медведя. Можно представить, что случилось бы с бестолковым созданием в красном колпачке, свались оно под косолапого.

Замешавшаяся в толпу Золотинка сказала себе: «Ага!» Измученная догадками, на этот раз она даже и не пыталась ничего понимать. Торопливо зашла за угол — благо дом выходил на площадь мысом между двумя улицами — и здесь, уткнувшись в стену, как занятый неким срочным делом мальчишка, подержала сверток с хотенчиком перед животом. Не пришлось долго возиться, чтобы увериться в том, что она и так предчувствовала: хотенчик указывал на крышу, где засел кот.

Если это был кот, а не оборотень. Но, конечно же, обернувшаяся в кота Лжезолотинка — это уж ни на что не похоже. Лжезолотинка ни в кого не могла обернуться, будучи и сама оборотнем. Рыжий с тигриными полосами котяра на крыше не был великой слованской государыней Зимкой — нечего и рассуждать. Но кто же тогда был этот зверь, каким образом замкнул он на себе сокровенные помыслы Юлия? Тут самого разнузданного воображения не хватит, чтобы сообразить.

В лихорадочном нетерпении Золотинка обследовала обе прилегающие к дому улицы и установила, что кот, скорее всего, путешествовал по тесно сомкнутым крышам. Нашла она и низенькую пристройку, которую, судя по всему, можно было считать началом верхолазного предприятия. К пристройке этой, чулану под черепицей, примыкал каменный забор с полуразрушенным верхом — здесь несложно было подняться на нижние крыши.