Гай Кей - Поднебесная

Цянь, вышедший немного позже, нашел его там. Тай сидел на скамье под тутовым деревом. Поэт принес вино и две чашки. Он сел и налил им, и Тай опустошил свою чашку, а потом протянул снова. Цянь наполнил чашку во второй раз, и Тай выпил ее тоже.

Присутствие поэта успокаивало, утешало. Почему-то ему казалось невозможным искать утешения в чем бы то ни было сегодня ночью. В дружбе, в свете звезд. В ночном ветерке…

Цянь сказал:

— Тебе надо отдохнуть.

— Я знаю.

— Ты уедешь утром?

— До восхода солнца. Мы должны опередить тех, кто бежит из города. — Тай посмотрел на поэта, на тень рядом с собой. Листья над головой закрывали лунный свет. — Ты едешь с нами?

Короткое молчание. Затем Цянь покачал головой:

— Возможно, это самонадеянность и заблуждение с моей стороны, но я считаю, что могу принести больше пользы рядом с императором. С отцом-императором.

— Тайцзу не сможет угнаться за нами.

— Конечно, не сможет. Но он будет горевать, а при нем только этот глупец-алхимик и солдаты. Ему предстоит долгий путь, а дороги трудны. Небесный путь теперь изогнулся, подобно луку. Возможно, старый поэт сумеет помочь.

— Ты не старый.

— Сегодня ночью я стар…

В саду воцарилась тишина, а потом Тай услышал, как Цянь опять заговорил, делая ему подарок:

Тай некоторое время молчал. Он был тронут и очень устал. Вино, слова, тишина…

— Я увижу тебя снова?

— Если позволит небо. Я буду надеяться. Мы выпьем доброго вина в другом саду, слушая музыку пипы.

Тай вздохнул:

— Я буду надеяться. Где… где ты будешь?

— Не знаю. А где будешь ты, Шэнь Тай?

— Не знаю…

Е Лао, бывший помощник управляющего Возлюбленной Спутницы Вэнь Цзянь, теперь был главным управляющим хозяйством высокочтимого и прославленного господина Шэнь Тая (сына знаменитого генерала). Это означало, конечно, что на его плечах лежал груз официальной ответственности за довольно значительных размеров усадьбу господина Шэня в Синане в крайне неспокойное время. Управляющие хозяйством, все без исключения, предпочитали стабильность.

Е Лао никогда не доводилось жить во время крупного восстания или появления разъяренных солдат в его городе или в известном ему дворце. О таких вещах слышишь легенды, но переживать их тебе не приходится, — если на то будет милость богов на девяти небесах.

Конечно, боги не всегда милостивы.

Хорошо справляясь со своей работой и гордясь этим, Лао отказывался позволить себе неподобающий страх или суету (и определенно не позволял слугам заметить у себя хотя бы намек на нечто подобное) до тех пор, пока армию Ань Ли не увидели у восточных ворот города. Это случилось через семь дней после бегства императора с горсткой придворных.

В тот момент, когда мятежные солдаты хлынули в Синань и до усадьбы господина Шэня дошли слухи об их шокирующем поведении, Е Лао ощутил легкое беспокойство. «В городе были шакалы, — процитировал кто-то, — в дикой природе — драконы».

Разумеется, Синань открыл ворота перед Рошанем: только глупцы станут закрывать городские ворота, когда нет солдат для их обороны. Но такая любезность никак не помешала разгулу насилия.

Как обычно, когда солдаты входят в цивилизованный город, ожидали пьянства, разрушений, грабежей, даже убийств, хоть в этом и не было необходимости.

Несомненно, разумно было спрятать женщин подальше и надеяться, что бедные девушки из кварталов удовольствий справятся со своей задачей и умиротворят пьяную армию.

Примерно полмиллиона жителей Синаня, если распространяемые отчеты были точными, предпочли бежать до прихода мятежников. Они потекли из города во все стороны, в спешке давя друг друга. Некоторые даже направились на восток, прямо навстречу приближающейся буре, — вероятно, в свои деревенские дома и к родным, надеясь обойти с севера и с юга наступающую армию и вернуться к своим крестьянским корням.

Большинство беглецов двигались на запад и на юг. Некоторые, по сообщениям, пробирались на север, когда прошел слух о том, что новый император Шиньцзу (это было трудно осознать — новый император!) собирает там войска Девятой династии.

По мнению Е Лао, большинство пустившихся в бегство людей совершали ошибку.

Если у них не было в деревне родни и места для жизни, настоящего дома, то за стенами Синаня им грозила голодная смерть. Действительно, когда так много людей снимается с места, трудно представить себе, как их всех можно приютить и накормить, даже если их ждут родственники.

Те, кто остался, полагали, что Ань Ли и его сыновья собираются устроиться во дворце Да-Мин и поэтому будут вести себя так, как подобает самопровозглашенной новой династии. Конечно, будут какие-то проявления нарушений дисциплины, но их, несомненно, возьмут под контроль, и жизнь в столице снова войдет в приемлемое русло.

Е Лао разделял такие взгляды, господствовавшие в Синане, поэтому он был глубоко потрясен, узнав о беспричинной резне во дворце, которая началась в первые же часы и не прекращалась.

На площади у стен Да-Мина состоялись публичные казни. Сообщалось, что у убитых членов семьи императора вырезали сердца и приносили их в жертву тени убитого сына Ань Ли. Говорили, что некоторых казнили, вырывая железными когтями макушку головы.

Груды трупов вырастали на площади, и было запрещено их хоронить. Разводили огромные костры и сжигали на них мужчин и женщин. Над городом стояли удушливый дым и отвратительное зловоние. Е Лао считал это варварством.

Всех мандаринов, каких смогли найти, даже только что окончивших учебу, самых мелких чиновников, убили во Дворе Пурпурного Мирта, если им не хватило предусмотрительности избавиться от своей одежды и поясов и спрятаться в городе или убежать.

Женщин дворца, по слухам, зверски изнасиловали. Многие из наложниц и танцовщиц Тайцзу отправляли в фургонах, как рабынь, в Еньлинь, к оставшимся там мятежным солдатам. Рошань знал, что надо делать, чтобы армия была довольна.

Сплошь и рядом взламывали ворота частных домов, почти без разбора, и в них врывались пьяные солдаты, сея смерть и разрушение. Не всех жен и дочерей — и юных мальчиков — в Синане удалось спрятать.

В те первые дни повсюду пылали пожары. Человек рисковал жизнью, выйдя на улицы в поисках еды. Трупы валялись среди мусора и диких зверей, дыма и желтой пыли и запаха гари.

Военные глашатаи ездили по городу и объявляли, что тот, кто сообщит славным вождям новой династии о местонахождении детей или внуков Тайцзу — бывшего императора, ныне объявленного трусом, потерявшим мандат небес, — получит награду и официальные заверения в неприкосновенности своего жилища.