Вадим Крабов - Защитник и Освободитель

«Как причудливо, плетет свою пряжу Клио!», — удивлялся он, вспоминая…

Вспомнил, как через несколько месяцев после исчезновения Чика, Дигон взял раба с собой. Почему-то именно его, а не настоящую охрану, хотя боялся каждого шороха. Повел к лооскам. Вышел от них довольный:

— Меня еще никто не смел безнаказанно грабить! — это он о пропавшем бивне Ягодника, — Вот я, Максим, не пожадничал и второй бивень лооскам пожертвовал, зато Чику теперь не поздоровится! Ишь, гладиатором заделался! Этруск Четвертый и какой-то там Засадник. Тьфу! Думает, у меня руки коротки, думает, я от одной его улыбочки в штаны наложил! А вот этого не хочешь? — и неизвестно кому показал неприличный жест.

Через декаду, когда Дигону принесли предписание выплатить огромный штраф «за клевету и попытку контрабанды», Максим поплатился за свидетельство тогдашнего «триумфа» хозяина. Купец его жестоко избил. Лично, не позвав охрану.

— Если ты, борковский выкидыш, хоть кому-нибудь, хоть слово… не рассказывал о лоосках? — спросил Дигон, тяжело дыша. Устал, бедный, от долгого избиения беззащитного человека.

— Как можно, хозяин… — прохрипел Максим через распухшие кровоточащие губы.

— Смотри, мразь. Последних денег не пожалею, а одену на тебя ошейник. Понял!?

— Понял, господин, — ответил раб.

Повезло. Злопамятного купца сильно подкосил тот штраф и больше он не поднялся. Ошейник не купил, но и продать Максима — не продавал. Хотя расстался и с домом, и с охраной, и с большинством рабов.

После «Ссоры Богов» Макс почувствовал, что метка пропала. Каким именно органом — неизвестно, но то же самое поняли все рабы ойкумены. Многие побежали к «альганам — защитникам рабов», о которых среди невольников, особенно потомственных, давно ходили легенды, как об Освободителях. Ушел от Дигона и Максим. Под Горгоной присоединился к кафарской «Армии Освобождения». Покуролесил с ними, пока войска их почти не разбили, и спокойно зашел в пятно. К этому времени он сам возглавлял отряд в пять десятков вооруженных мужчин и около сотни женщин с детьми. С Сергием познакомился уже в альганской столице, куда пришел всего на несколько дней позже месхитинской «Армии Свободы» под предводительством Аригелия.

После он думал:

«Странно получается. Кафарцы рядом с пятном находились, многие зашли в него почти сразу после „Ссоры Богов“, а в город пришли чуть ли не вровень с месхитинцами, а ведь им гораздо дальше. Не иначе, Лес нас водил, поджидал именно „Армию Свободы“… нет, лично Аригелия ждал. Сильный человек. Выделил его Справедливый еще до своего появления на благословенной Гее. Иного объяснения не нахожу… прости, если я не прав, Справедливый!».

Проснувшись в середине третьей утренней четверти, Максим повернул обратно. Поедет в Месхитополь к самому Главному Следящему. Он может подсказать, где искать того «Чика». Они с Сергием обсуждали этот вариант. Ехал неторопливо и отгонял от себя навязчивые мысли о том, что «кролик сам идет змее в пасть». Конечно, с наскока к нему идти не стоит, да и вряд ли получится. Сначала разведка.

—-

Последний месяц Кальварион «стонал» в жестких ручках госпожи Гелингин. Возрождалась дисциплина, возвращался армейский порядок. Готовились к «приему» первой партии переселенцев числом пять — шесть тысяч человек. В основном женщин, детей, молодых мужчин, совсем юнцов и, конечно, немного стариков — уважаемых старейшин.

Кальварионцы, а с чьего-то легкого языка так стали называть себя первые пять сотен тиренцев, узнали о будущем прибавлении «семейства» из уст самого… Пиренгула! Он же и придал толчок возрождению порядка, чуть ли не буквально пнув кого надо и не надо по мягкому месту. Месяц назад это случилось, буквально через четыре дня после позорного бунта.

«Простите, Предки! Это всё Джабул, он один достоин забвения…», — стонал среднестатистический совестливый воин после «выражения крайнего неодобрения» со стороны княж… нет, уже полноправной княгини.

В ту ночь на площади фонтанов открылась «яма» откуда выскочили тирский князь и неизвестный дородный маг, оказавшийся отпускным магистром-Хранящим. Не ожидавшие никакой «тропы» стражники (муж княгини — единственный маг владеющий «тропой» находился в городе), открыли рты, но все же подняли луки со Знаками в стрелах. Теперь они не спали и не искали оружие, в ответ на команду командира-мага. Хотя все равно опоздали — обоих прибывших накрыла плотная, но прозрачная «пыльная стена». Пиренгула узнали.

— Отиг, неужели!? — радовался Рус.

— Проникнувшись твоей наглостью, я хоть и не божественных кровей, но вполне… — непонятно ответил магистр, тщательно скрывая наплывающую на лицо детскую улыбку. Хотел поразить своего же ученика и удалось это сделать!

Во дворце, в цветной столовой собрались князь, Отиг, Гелиния, Рус и прискакавшие буквально статер назад Андрей с Грацией.

— И ты, ученица, — Хранящий обратился к княжне пребывая в отличном расположении духа, — вполне можешь, вполне… — и, наконец-таки, обратил внимание на колебания Силы вокруг Грации, — да нас, склонных к Силе, как вижу, прибыло… как зовут Бога? — сопровождающие забыли их просветить.

— Эледриас! — гордо ответила девушка, — и я — Его жрица в этом городе.

А вот это стало новостью даже для Руса. Он последовал примеру Пиренгула, который с самого её появления не сводил глаз с потенциального мага.

— Как!? — чисто по-девичьи ахнула Гелиния. Один Андрей, бывший в курсе, снисходительно улыбнулся.

— Приснился, — Грация делано-скромно пожала плечами, — просыпаюсь, а на полу лежат «Сакральные Списки»…

— Хвала богам, — встрял Андрей, подмигивая, — там нет запрета на супружеские отношения у жрецов…

— Надо строить храм, — твердо заявила новоявленная жрица, обращаясь в пространство между Гелинией и Пиренгулом.

Они переглянулись и дочь гордо выпрямилась:

— Я построю храм, Грация. Описание есть?

— Никаких. Он может быть любым. Главное, чтобы в алтарном зале стояла статуя Эледриаса, такая же, как на фонтанной площади, можно в меньших пропорциях, и имелось все нужное для посвящения. И еще. Гелиния, передай всем подданным, чтобы никогда не упоминали имени прежнего Бога каганов и все забудьте! — сказала, обводя горячим взором каждого присутствующего. Когда дошла до Руса, то тот кашлянул и позволил себе возразить, повернувшись к жене:

— А я думаю, дорогая, что ни к чему лишние слухи и подъем интереса к тому Имени. Его знаем по-существу только мы и несколько склонных к Силе, которые уже ничего не смогут произнести. А сколько они наболтали ранее — того не вернешь…

Пиренгул, до этого сдерживающий возмущение, «вспыхнул»:

— Джабул, ишачий сын! Я его с детства знал, он мне клятву давал и так… предать!!! — с трудом подобрал более приличное слово. Стукнул кулаком по столу (блюда на массивной каменной столешнице даже не шелохнулись) и сразу «погас», напоследок обдав коротким пламенем пустое от людей место.