Ангелина Кипелова - Мой босс вампир

– Лучше бы он тут сидел и не высовывался.

– Да не будет он сидеть дома! – рявкнул Курин, – И я не дам. Сказал же, никаких приказов. Пусть живет, как хочет. Я только помочь могу. Мне вообще неважно, в Питере Темка или в Москве, хоть бы и на северный полюс поехал, без разницы. Сейчас такое время, из дома нос высунь – без носа останешься. Потому и отпустил. В родном доме тени от забора бояться начнешь, если только и думать о том, где тебя костлявая прихватит. Пусть живет, пока живется. Другое дело, что вся эта чертовщина мне покоя не дает никак. И не могу ведь понять, как с ней справиться. Все, что в моих силах – дать ему людей, которые, может быть, хотя бы разберутся.

– А покопаться в архивах, пошукать? Может, что полезное найдется?

– Откуда в архивах такая инфа, старый? Да и на кой черт, сейчас больше пользы от нашего долбанутого Толика. Он на своих форумах больше может накопать, чем все твои архивные черви в своих сталинских тоннелях.

– Это верно, – согласился Михалыч. – Таки объясни мне, бестолковому, хоть раз, но по-человечески, что там у тебя за терки с мужиком приключились?

– С каким?

– Который тебя в Чечне обработал, а теперь, говоришь, ночами снится.

Курин рыкнул и взгромоздился на кресло с ногами. Совсем не по-царски. Зато ему так удобно было. И объяснил в двух словах, что еще до Чечни все это было. Началась история в Афгане. Солдатня обожралась самогона и с перепою перебила целый аул. А в том ауле водился дедок, то ли шаман, то ли колдун. И что дедок тот проклял всех, кто пролил кровь невинных детей. Дескать, все вы, ублюдки, увидите смерть своих собственных чад и домочадцев. Каждый, кто убил женщину, вдовцом останется. Каждый, на чьих руках кровь ребенка, похоронит собственного сына. В боевке афганской сам Курин, салага неотесанный, почти не участвовал. Почти. Но был там, среди остальных, все видел и молчал. Поэтому получил вместе со всеми. Но тогда, в конце восьмидесятых, детей у Сашки Курина еще не было,. потому не задумался над словами безумного дедка, которые потом бойцы обсуждали между собой.

А в начале девяностых судьба отправила его на Кавказ, и там он уже сам собирал кровавую жатву во имя похмельного приказа новой родины. Вот там врезало основательно. Аукнулось. Был ранен, попал в плен, был зверски бит. И встретился с тем, о чем долго потом не хотел вспоминать. Старался выкинуть из головы пережитое, все списать на бред воспаленного мозга. Ранен был, еще не такое привидится – мертвецы с ним, видишь ли, разговаривали. И объясняли, что первого предупреждения было мало, не понял человек. Значит, придется объяснить по-другому. С последствиями. Что проклятье ирччи, кровавой мести всем русским свиньям, будет преследовать их до конца. Что каждый, кто поднял руку на ребенка, увидит смерть собственного сына. А каждый убивший женщину бросит цветы на могилу своей жены.

Курин едва очухался после всего случившегося. Из плена его вызволили. А там уже и воевать больше не хотел. Быстро и, на удивление безболезненно, комиссовался. Отец слова не сказал. Сам видел, что это уже не та армия, в которую он готовил сына.

Шизокрылые девяностые Курин встретил уже полноценным бизнесменом на гражданке. Все, что он увидел в Афгане и Чечне, было забыто. Включая безумного старика с его пророчествами. В жизни было достаточно других дел. Стрельбы и разборок тоже хватало. Девяностые, что еще скажешь.

Четыре года как белка в колесе. Четыре года борьбы за каждый грош, за каждого махрового чинушу, от которого зависели бумажки, а от бумажек – списанные, переписанные и перепроданные народные достояния. Становившиеся частной собственностью, если повезет, получится, хватит бабла и наглости.

А через четыре года случилось то, что другого человека заставило бы задуматься. Но Курин предпочел считать, что это было не то чтобы нормой, скорее, обычным явлением в эпоху глобальной дележки добра. Прецедентов хватало. Просто еще одна страничка в криминальной хронике. Татьяну Курину, двадцати семи лет, нашли мертвой в парке. Туда ее притащили уже после того, как до смерти замучили в каком-то подвале. Быки конкурирующей фирмы справились с заданием на пять – на бабе живого места не осталось. Хозяин лавочки и бритоголовых дебилов решил поиграть в сицилийскую мафию.

Сдуревший от горя Александр буквально на куски порвал всех, кто был причастен. И он уже не играл, он конкретно отвечал на заяву. Так, что мутило даже самых циничных. Зверь внутри него снова проснулся и показал оскаленную пасть.

Но толку-то? Танюшку это не вернет. А он остался вдовцом с малолетним сыном. В этот момент ему бы вспомнить о странных бреднях чеченского шамана или афганского, черт их разберет. Темка родился аккурат между Афганом и Чечней, в 1990-м году.

Но Курину было не до ностальгических рефлексий. В бандитском Петербурге зверствовали все, от мала до велика. Артемия на пару лет от греха подальше сплавили к бабушке-дедушке в Новгород. А Курин-старший с головой ушел в бизнес – то ли спасаясь от дичайшей депрессии трудоголизмом, то ли открещиваясь от непонятной роли отца-одиночки. То ли боялся, что слишком сильно привяжется – и снова даст таким же ублюдкам возможность шантажа.

Навещал Тему редко, раз в пару месяцев. Потому отношения с сыном складывались никакие. И, в принципе, большего он не ждал, не желал и не особо вмешивался в судьбу отпрыска. Оплатил институт, купил квартиру, машину и удостоверился, что парень вырос, в принципе, вполне сносным.

Все карты Александру Курину спутал поставленный диагноз. Не дожив еще даже до полтинника, а уже, как сам выразился, одной ногой стоял в могиле. И принципиально не желал, чтобы дело его жизни, его с нуля поднятый бизнес, оказался в руках у конкурентов, а, тем паче, треклятого государства.

Совсем уж тошно ему стало, когда во сне снова стал приходить этот чертов старик. И своей беззубой мразотной пастью смеяться начал, приговаривая – видеть тебе смерть собственного сына, видеть…

Курин не верил в мистику и мракобесие. Знал, что сын увлекается всей этой чертовщиной – и, как всегда, не лез не в свое дело. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не наркотой. Но один раз таки застал Темушку в таком состоянии, что реально стало страшно: зрачки на полглаза, руки трясутся – а спиртом не пахнет.

К стенке Михалыч припер Толика, вечного собутыльника и прихвостня Темушки. По должности этот хлипкий слизняк числился системным администратором. А по сути был приставлен соглядатаем к Артемию. Последний, к слову, все понимал и был даже не против.

Толик на допросе ужом извивался, слюной брызгал, мамой клялся, но стоял на своем – Тема никогда не принимал наркоту. И все эти жутковатые симптомы – ни что иное, как прохождение какой-то Грани, когда человек испытывает шок, несовместимый с жизнью. После чего приобретаются свойства, несвойственные обычным людям. И что, если Михалыч изволит взглянуть, то есть материалы на заданную тему.