Larka - Алмазный венец севера

— Я и не рассчитываю жить вечно… телом, — та вскочила на ноги проворно, словно плечи не оттягивали пуда этак три добротной стали. — Но зато душа моя будет спасена…

— Не разводи тут демагогию, всё равно не проймёт, — Ларка осторожно утёр тыльной стороной ладони сочившуюся из носа тёплую струйку. Переменил было стойку, но передумал.

Чёрной бронзы клинок на прощание моргнул еловой лапкой, вонзившись в землю — а хозяин в тот же миг прыгнул вперёд со всею возможной силой. Напрасно, что ли, отвлекал паладиншу пляшущим остриём, от близости и брезгливости к светлой силе уже плевавшимся огненными искрами? А сам втихомолку елозил подошвами, зарывался чуть глубже в мягкую лесную подстилку, искал опору понадёжней…

Доспехи у этой стервы и в самом деле оказались, как Ларка и предположил, франкскими. Та гордо выпрямилась, готовая встретить и отразить любой удар в сияющую кирасу с двумя заметными выпуклостями в нужных местах. С её ладони даже сорвался после шёпота пучок чего-то весьма неприятного… уже в полёте парень с непостижимой даже себе ловкостью крутанулся вокруг себя, приняв на спину крапивой ожёгшую всё тело божественную силу.

"Как пить дать, шкура сгорела до самых потрохов" — ещё успел подумать он в каком-то неестественно замедлившемся движении. Однако его выброшенная вперёд рука вовсе не обрушила на доспехи святой воительницы страшный удар, хотя Ларка лично видал умельцев разбивать голым кулаком кирпичи или приличной толщины доски, и даже себе подумывал выучиться безоружному бою… нет, его ладонь со змеиной ловкостью ушла в сторону.

Слишком поздно спохватилась отшатнувшаяся паладинша! Удар грудь-в-грудь оказался страшен. Словно ударом огненного молота он сотряс обоих и швырнул наземь… да только, Ларка тотчас ухватил лютую вражину в свои медвежьи объятия. Вот он я, и трепещи теперь, паразитка!

— Ох, как же от тебя несёт святой дрянью… — он стискивал всё сильнее и сильнее жалобно заскрипевшую под ним сталь.

Сначала с хрумканьем лопнули ремни под наплечем, и тот жалобно звеня отвалился. Затем начала ощутимо подаваться кираса… ворочающаяся в его отнюдь не любовных объятиях паладинша ещё попыталась прошептать какую-то молитву, чтобы развеять в пыль наглого еретика. Но поручик из последних сил так стиснул ту, что с резким Ы-ых! из лёгких той улетели остатки воздуха, и видные в прорезь ворочающегося под шлемом губы лишь бессильно раскрылись. Вот они побледнели, и обжигающее сияние божественной благодати нехотя стало меркнуть.

Ларка наконец-то судорожно вздохнул — а вот придавленная его весом и сжатая руками-ногами святая воительница таковой возможности оказалась лишена. Она ещё потрепыхалась немного, затихла на миг, а затем со страшной силой по всему закованному в изуродованную сталь телу прокатилась судорога…

И всё же, он чуть-чуть, самую малость расслабил руки. С бухающей в виски багровой пеленой Ларка кое-как прохрипел в прорезь лежащего прямо под лицом сияющего шлема:

— Леди как-вас-там… признайте себя побеждённой… и моей пленницей… — ох, до чего же тяжёлая, мерзкая вблизи оказалась эта едва не выворачивающая наизнанку светлая аура…

Поверженная и почти бесславно побеждённая нервно и со всхлипом пару раз вдохнула, а потом в ночной тишине поручик различил упрямое ad libitum … вот же упрямая порода, это гнусносветлое воинство! И он снова сжал капкан своих объятий. С громким и едва не рассмешившим иканьем из девицы опять вылетели остатки воздуха, и та слабо задёргалась — ну не сравнивать же какую-то полагавшуюся больше на молитвы да божью благодать девицу с крепким парнем!

Чуть отпустив, поручик вновь пристально всмотрелся в сейчас уже потемневшие губы и заметил:

— Ночь впереди длинная, миледи… а я могу долго ваше блаародие так мурыжить. Как играющий кот мышку — то придушит, то снова чуть приотпустит. Приходилось видать такое?

И всё же, ещё дважды она попыталась, и это едва ей это не удалось. Но Ларка всё же успевал в последний миг, хотя эти танцы на краю могилы уже начали ему надоедать. Но зачем он просто не раздавил эту дрянь как орех в железной скорлупе, или просто не лишил ту столь желанного глотка воздуха в нужный момент — не знал пока ещё и сам. Что-то там предупреждающе встрепенулся талисман с еловой в малахит-камне лапкой, и насторожившийся поручик вновь покрепче ухватился за свою жертву.

— … погоди-и-ых! — снова, недоверчиво прищурившись заливаемыми потом глазами, он чуть ослабил хватку.

— Будь ты… неладен! — она всё же не осмелилась сказать "проклят" — чтобы проклятие успело подействовать, нужно хоть сколько-то времени, зато вот эти живые тиски готовы были раздавить в тот же миг. — Да, я признаю себя побеждённой и… и…

— И пленницей, — прежде чем разрыдаться от бессилия, успела даже не сказать, а простонать ещё только что могучая и почти неодолимая святая дева.

Ларка кое-как поднялся на трясущиеся ноги и с наслаждением, всей грудью вздохнул. С понятиями чести у этих воителей всё же был порядок. Раз сдалась, то всё. Тем не менее, он первым делом избавил девицу от лёгкого и тонкого, больше похожего на шпагу меча. Рукоять своенравно задёргалась было в ладони, но признав руку недюжинной силы кузнеца, обречённо затихла. Осмотрев прекрасную, хоть и слегка испоганенную святыми молитвами работу, новый владелец одобрительно кивнул.

— Теперь это мой , трофейный клинок. А вы, миледи, соизвольте снять с себя мои доспехи, — с нажимом заметил поручик.

Впрочем, снять слегка помятые и заскрежетавшие пластины той оказалось непросто — особенно после недавних кувырканий да то и дело сотрясающих всё тело лежащей воительницы всхлипываний.

— Всю жизнь только и мечтала работать на спине, — она кое-как приподнялась с изрытой обочины, а Ларка понимающе оскалился.

С немногими захваченными живьём паладинами и святыми братьями, не решившимися прилюдно отречься, не церемонились — по законам военного времени быстро и незатейливо вешали. Но вот со святыми сёстрами и воительницами всё же обходились с эдаким извращённым милосердием. На макушку жертве клали сложенную в несколько раз тряпицу — а кто-нибудь дюжий из целителей аккуратно тюкал в нужное место на темечке поленцем. Что характерно — святая придурь вылетала мгновенно, а мозги большей частью оставались на месте.

Правда, означенные потом что-то уж часто улыбались невпопад да хихикали невесть с чего. Но ох, какое же оказывалось наслаждение за бесценок — всего за одну медную монету — продать такую в один из неизменно следовавших за любой армией походных борделей! И судя по оживлённо бурлившим среди солдат и младших офицеров слухам, бывшие святые сёстры пользовались у клиентов бешеной, просто-таки неприличной популярностью…