Наталия Сова - Здесь, на краю земли

Однако, по прибытии к королю выяснилось, что ни одного солдата он мне не даст, а даст весьма обширный участок земли на северо-западной окраине королевства, где я смогу жить в свое удовольствие вдали от злобных братьев и рыжих предателей. Взамен благодетель ничего не требовал. Я должен был только жить там безвыездно и, по туманному выражению короля, «придерживать эти земли», потому что у него самого до них «руки не доходят». Короче говоря, требовался сторож для крепости, которую какой-то ретивый не по уму предок короля Йорума воткнул среди болот на самом краю обжитых земель. Оскорбленный, я отказался наотрез. Тогда король, болезненно улыбаясь, прошелестел, что, наверное, не стоит из-за меня, неблагодарного, ссориться с Алмиром и Руном, нужно им меня немедленно выдать и обрести тем самым надежных союзников, пусть мелких.

Нечего и говорить, что на рассвете следующего дня я скакал в Даугтер во весь опор. Со мной ехал королевский Посланник и четверо мрачных воинов в черных плащах — не то его свита, не то мой конвой. Моим в этой компании был только Фиделин — горбатый старый дурень, он всегда состоял при мне, сколько я себя помню.

Мчались мы лихо, равнина так и летела под копытами, и я думал, что бежать из Даугтера будет нетрудно, погоня собьется со следа на необъятных этих просторах. Главное, не заблудиться самому, поскорее выбраться из королевства, а там рукой подать до владений Германа Гарга, последн его моего друга и последней надежды. Эти мысли радовали меня весь день, но с наступлением сумерек они куда-то подевались, и пришла легкая тревога. Чем больше темнело вокруг, тем неспокойнее становилось у меня на душе. Я всегда любил Равнины, и всегда было мне там спокойно и вольно. Но в те несколько дней и ночей по дороге в Даугтер что-то со мною случилось.

Всю первую ночь я просидел у костра, не смея оглянуться в темноту — мне казалось, что там, за зыбким кругом света ничего нет. Пустота. Безмолвная, всепожирающая, терпеливо ждущая пустота. Я боялся встретиться с нею глазами. Я боялся пошевелиться, чтобы не выдать ей своего присутствия. Как благодарен я был суровым моим провожатым за то, что караулили меня, сменяясь каждые два часа, сонно таращились в огонь и не оставляли меня один на один с ночью.

На рассвете стало еще хуже. Равнина медленно проступала из мрака, но это была совсем не та равнина. Слишком безжалостным был утренний свет, слишком огромным пространство. Я был открыт со всех сторон, и со всех сторон уязвим — крошечный и совершенно беззащитный перед лицом несметных врагов, бывших, настоящих и будущих.

Я корчился под плащом, сжимаясь в плотный комок, и внутри у меня что-то корчилось, съеживалось и умирало. Хотелось стать как можно незаметнее, а еще лучше — исчезнуть совсем, чтобы ничего не осталось. Рядом метался Фиделин, крича: «Гады! Дерьмо! Чем опоили господина, сволочи?»

К Даугтеру подъезжали шагом. Лил дождь. Я лежал на мокрой гриве коня, стиснув зубы, чтобы не взвыть. Мои провожатые многозначительно переглядывались. Фиделин причитал.

Стены, думал я, единственное мое спасение сейчас, добротные каменные стены. Комната, где можно запереться, и чтобы никаких окон. Разве что с видом на внутренний двор. В этих местах начинались непроходимые топи, тянувшиеся до самого горизонта и, как говорят, до самого побережья. Крепость стояла на пригорке, широким мысом вдававшемся в болото. Сквозь дождь я разглядел две темные приземистые башни со щербатыми бойницами, потрескавшуюся стену и заплесневелые щелястые ворота.

В крепости имелся гарнизон — десятка два необученных, обалдевших от безделья деревенских парней, а также пожилой алкоголик-комендант, ссыльный граф, в прошлом, очевидно, изрядный вольнодумец. Посланник сунул ему под нос какую-то бумагу с королевской печатью, и на другое утро увез его с собой.

— Вы, вот что, молодой человек, — сказал мне граф на прощанье, — постарайтесь не задерживаться здесь. Вы понимаете, о чем я… Иначе отсюда одна дорога. — Он покосился в сторону конвоя. — Действуйте, и да поможет вам Бог.

Бог, впрочем, не спешил с помощью. Через какое-то время я научился смотреть на равнину из окна, но о том, чтобы выйти за крепостные стены, нечего было и думать.

Изумительно простая и элегантная получилась мышеловка. Здесь, в Даугтере, меня мог взять голыми руками всякий, кто не сумел этого сделать раньше. Даже кто-нибудь из моих бывших друзей. Новостей я, разумеется, не получал, и начисто утратил представление о том, кто мне теперь друг, а кто враг. Оставшееся в моем распоряжении воинство было сонным и невозмутимым. Лохматые парни целыми днями играли в кости, вяло переругивались, и ничто не могло омрачить безмятежную зелень их глаз. Когда я потребовал показать оружие, мне было предъявлено несколько тесаков, намертво приржавевших к ножнам, и три зазубренных бандитских ножа. Выяснилось, что больше всего здесь уважают кулачный бой.

Анч и Хач, рослые близнецы, немного развеселили меня, показав, как они умеют сражаться на ухватах. Я объявил, что намерен сделать из них всех настоящих воинов, и пока они таковыми не станут, не будет у них свободного времени даже на то, чтобы поковырять в носу.

С крепостью было сложнее. Сляпали ее в незапамятные времена какие-то безрукие недоумки, и теперь она разрушалась на глазах. Деревянные лестницы угрожающе шатались, из стен сами собой вываливались кирпичи. Крыша давно и безнадежно протекала. Во всем Даугтере для жилья были пригодны всего несколько комнат в нижнем этаже, а о боевой готовности крепости и говорить не приходилось. Ворота можно было выбить одним пинком. Все попытки поправить хоть что-нибудь заканчивались одинаково — на следующий день разрушений становилось еще больше. Крепость, похоже, твердо решила развалиться, невзирая ни на что. И я оставил ее в покое. У меня было двадцать солдат, я был готов дорого отдать свою жизнь, а драться можно было и на руинах.

Время шло, ненастная весна незаметно перешла в осень. С севера шли снеговые тучи, а на князя Дана, готового драться в одиночку против всего мира, никто не нападал. Ожидание доводило меня до исступления. «Может, это, ну… и не нужны вы им, господин?» — предположил Фиделин однажды. Я ответил, что сейчас, может, и не нужен, но рано или поздно непременно понадоблюсь. Понадобился же королю Йоруму тот несчастный граф. Тоже ведь, наверное, сидел, носа не высовывал. Кстати, не успел у него спросить, что же он не удрал отсюда, как советовал это сделать мне. Времени на это у него было предостаточно, лет десять, не меньше.

Дни тянулись, медленные, все как один пасмурные, и вскоре я потерял им счет. Даже времена года перестали существовать для меня. И не было уже ни ожидания, ни отчаяния, ни отваги. Все реже вспоминал я обо всем, что осталось там, за непреодолимой равниной, и только думал, как просто бы все было сейчас, если бы у Нэдльского леса не кинулся я наутек, а достойно сложил бы голову.

Читать дальше