Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - принц короны

Она завизжала и, обхватив меня руками за шею, вся прижалась горячим и мягким, как растопленный воск, телом.

— Правда?

— Какая любовь к сестрам, — пробормотал я. — Надо же. Почему везде говорится только о братской любви?.. Даже несмотря на пример Каина и Авеля?.. Погодите, принцесса. Я не сказал, что так и будет.

Она спросила быстро:

— А что вам мешает?.. Я вот! Терзайте меня, упивайтесь своей похотью, делайте все свои гнусности, я разве против?.. Еще как не против! Ведь вы меня уже всем гнусностям этого непристойного занятия обучили?

— Да дело не в вас, — пояснил я. — Сперва нужно посоветоваться со знающими людьми. Вот прибудет сэр Растер, великий знаток рыцарских обычаев во всех проявлениях и девиациях, тогда все и решим окончательно.

Она сказала с негодованием:

— Но вы же властелин! Вы все решаете! Хотите насилуете, хотите…

— …вас насилуют, — договорил я, — нет уж, у нас демократия и гуманизм.

Она прошептала в испуге:

— А что это?

— Не скажу, — ответил я, — это стыдно, а вы такая юная и все еще неразвращенная.

— Как, все еще?

— Увы…

— А… когда?

— Я местами демократ, — ответил я с достоинством. — Некоторые особенно щекотливые вопросы не могу решать в одиночку, это сатрапство и абсолютизм, до которого мне еще далеко, к счастью… с месяц, а то и больше.

Она вряд ли поняла, что я сказал, но суть уловила и поинтересовалась практично:

— А в неделю уложиться не можете?

Я признался с неохотой:

— Могу. К сатрапству катиться всегда легче, чем карабкаться к демократии.

Она сказала довольно:

— Тогда вы сатрап?

— Еще нет, — сообщил я. — Мне и к сатрапству тоже карабкаться, потому что все наше общество в настоящий момент переживает досатрапий период. А вот после долгого периода сатрапства с его необыкновенным расцветом культуры, искусства, науки, просвещения, архитектуры и великих продвижений в сторону цивилизации… начнется демократизация с ее вниманием к запросам простолюдинов, а мы все знаем, что нужно простолюдинам, не так ли?

Она переспросила обалдело:

— А что, им тоже что-то нужно?

— Увы, — ответил я со вздохом. — Начнется резкий упадок культуры, искусства, науки и всего великого, зато будет дозволено все то, что сдерживалось нравственными законами, а это значит, мы тоже можем… ну, все!

Она слушала обалдело и, как любая женщина, что леди только по манерам и поведению, все пропустила мимо ушей, очень ей надо выслушивать это умничанье, сказала со льстивой улыбкой:

— О, мой лорд и господин, я не могу поверить, что вас, такого сильного, могут остановить какие-то законы.

— Вообще-то нет, — признался я шепотом, — но должно же что-то останавливать?

— И как вы обходитесь?

— Останавливаю себя сам, — ответил я.

Поспать все-таки удалось, хотя лишь под утро. К счастью, мне хватает и двух-трех часов, уж и не знаю, от паладинства это или от Терроса, но предпочитаю считать, что от паладинства, хотя, как известно, Зло никогда не спит вообще.

Она все-таки меня переиграла, эта маленькая отважная принцесса. Если я их повыдаю замуж, все три будут пристроены. Практически все женщины были бы на их месте довольны… да ее сестры и довольны, видел по их лицам, но она дерзит и сопротивляется, понимает, что если я ее дефлорировал, то тем самым как бы взял под свое покровительство, вот уж досадная обязанность, от которой мужчины сумели освободиться в числе прочих под хитрым лозунгом женского равноправия, который они придумали и провели в жизнь весьма умело, сделав вид, что это женщины сами его восхотели и вот наконец-то добились.

Да, некоторое мое покровительство ей обеспечено, здесь мир пока что странный, за проделанную и довольно утомительную работу я должен еще и расплачиваться, ну да ладно, покровительство не слишком уж, но все-таки, хотя даже это «все-таки» значит достаточно в нашем хрупком неустойчивом мире, где на личностях держится больше, чем на законах.

Под моим покровительством она будет достаточно свободна и независима, а ей этого, похоже, жаждется больше, чем замужества, пусть даже благополучного.

Заглянул в свои покои, там Хреймдар с двум магами, что поклонились мне с огромнейшим уважением.

Он поспешил мне навстречу, очень довольный, хотя и с красными от бессонницы глазами.

— Ваше высочество, мы заканчиваем, заканчиваем!

— Когда? — спросил я.

— К обеду, — доложил он.

— Терпимо, — согласился я.

— А вообще-то, — сказал он торопливо, — в общем и целом взяли под охрану весь дворец! Даже двор. Никакая нечисть не проникнет за ограду, как и нежить.

Я спросил с недоверием:

— Так уж и никакая?

— Никакая крупная, — уточнил он. — Но, как известно, крупной на всем свете единицы, а мелкой, как сказал некто, — легион.

Оба его помощника боязливо зыркнули, не слишком ли осмелел, ссылаясь на место из Библии, но я сделал вид, что ничего особенного, с учеными нужно особенно выказывать свое свободомыслие и незашоренность в вопросах религии, а Хреймдар, умница, показал им наглядно, что их лорд весьма толерантная личность.

— Хорошо, — сказал я величественно, — действуйте. Зайду после обеда.

Я повернулся уходить, Хреймдар сказал приподнятым голосом:

— Ваше высочество, а не подбросите ли нам что-нибудь из новых загадок?.. Я не для себя, а вот для Андриха и Ховарда, они из крупной школы королевства Бриттия, там только слышали про наши необыкновенные разработки…

Двое алхимиков тотчас же перестали делать пассы и повернулись к нам, лица осветились жадным любопытством.

Я подумал, сказал небрежно:

— Ну… вот вам, к примеру, совершенно новый вид магии, которой можно обучить совершенного любого человека. Ее мощь со временем вытеснит старую и весьма затратную… Смотрите и вникайте.

Они смотрели с жадным вниманием, а я показал всего лишь простейший опыт со статическим электричеством, пояснив, что его можно добыть разными путями, даже погладив кошку в темноте.

— А на свету? — спросил Хреймдар.

— И на свету, — согласился я. — Но на свету плохо видны искорки. Разряды магии!.. Как только овладеете этой мощью, вам по силам будет управлять молниями и грозами!.. Да что там молниями, вы сами будете творить такие, что куда там той мелочи, что сверкает и грохочет в небе.

Все трое слушали затаив дыхание, Хреймдар спросил почти шепотом:

— Неужели это возможно?

— В другое время расскажу больше, — пообещал я снисходительно, — но сейчас у меня дела-дела, все важные и все неотложные.

Важные и неотложные начались с завтрака, однако завтрак государственного деятеля тоже мероприятие большой важности, где частенько решаются те вопросы, которые непросто решить за столом переговоров.