Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — эрбпринц

Она поморщилась.

— Ваше высочество, не унижайтесь до вранья.

— Умолкаю, — ответил я.

Рыцари все громче требовали, чтобы тост сказал сюзерен. Я поднялся с кубком в руке, сказал ясным голосом:

— Я пришел, увидел, а бог победил!

И только когда я осушил кубок, до всех дошло, что тост сюзерена краток и разящ, как удар его же меча. Закричали «ура», потянулись друг к другу через стол чокаться, а я скромно сел и наблюдал за пиршеством.

— Господь на нашей стороне, — сказал мощным голосом Сулливан, — он это показывает нам каждый день.

— Потому наши победы, — согласился с ним Альбрехт, — самые легендарные. Ну, как будет сказано в летописях.

Все довольно загудели, я видел поднимающиеся кубки и чаши, доносилось чоканье, как и чавканье, мир прекрасен, его не могут испортить даже женщины, потому что, к счастью, другие женщины в состоянии украсить.

Я ушел с пира не то чтобы рано, но для государственного мужа повод всегда найдется, и должен находиться. Мы обязаны выглядеть важными, а на челе постоянно должна быть дума о стране, народе, его нравах и благополучии, если верить церкви и древним летописям.

В лагере веселье, я еще раз посетил ту часть обоза, что отдана под лазарет, пообщался с ранеными, кого похлопывая по плечу, кому трогая горячий лоб, а когда озноб начал пробираться даже в кости, вернулся в свой шатер, где укутался в медвежью шкуру с толстым мехом и с жадностью поел жареного мяса прямо с углей, после чего запил подогретым вином.

Зигфрид заглянул в шатер, на лице беспокойство, только он один понимает, чего мне стоит пообщаться с ранеными в таком количестве.

— Ваше высочество?

— Все в порядке, — успокоил я. — Дважды два уже четыре, а скоро будет еще лучше.

— А-а, — сказал он, ничего не поняв, — ну тогда мяса хватит?

— Не-ет! — вскрикнул я. — Давай еще, только пусть прожарят лучше. Я не дикарь, чтобы жрать с кровью.

Он переступил с ноги на ногу, сообщил зачем-то:

— Там принцесса покинула пир, прогуливается…

— В сопровождении, — сказал я понимающе, — Сандорина?

— Еще бы, — ответил он с ухмылкой.

— Ну и хорошо, — сказал я, — пусть присматривает за этой цацей.

Он помялся, сказал немного смятым тоном:

— Она частенько посматривает в сторону вашего шатра.

— Наверное, — предположил я, — покрой понравился. Или цвет. Что еще эту дуру может заинтересовать?.. В общем, неси мясо. Да побольше!

Он исчез, я сбросил шкуру, но передернул плечами и натянул снова, стараясь укрыть и зябнущий загривок. Руки тоже холодные, жабы позавидуют, а во внутренностях айсберг тает очень уж медленно.

Зигфрид принес мясо прямо на прутьях, я жадно хватал еще шкварчащее и брызгающее сладким соком, пожирал, как лев на арене Колизея девственниц, и тепло постепенно проникало в застывшее тело.

По ту сторону послышался голос часового:

— Зигфрид, выгляни…

Зигфрид исчез; я торопливо расправлялся с остатками мяса, наконец он вернулся и буркнул:

— В нашу сторону едут какие-то.

— Мунтвиговцы?

— Вроде бы нет, — ответил он нехотя. — Похоже, местные лорды.

Я поднялся, не снимая медвежьей шкуры, выглянул в щель. В сторону нашего лагеря двигается на рысях небольшой рыцарский отряд с развернутыми знаменами. Ветер дует строго от нас, потому рассмотреть гербы не удается.

Конские накидки по здешней моде длинные, едва ли не до копыт, хороши для парада, но не для армейских переходов, а сами всадники одеты чересчур ярко и пышно.

Я вернулся к столу; Зигфрид смотрит с вопросом в глазах, я отмахнулся.

— Разреши. А там посмотрим.

В шатер вошли двое, рослый военачальник свирепого вида и его помощник, сразу же остановились, иначе можно счесть нападением, оба в удивлении уставились на меня, дрожащего и кутающегося в медвежью шкуру.

— Лорды, — произнес я.

Первый не сводил с меня взгляда, второй зыркнул быстро и отвернулся, но я успел увидеть коротко подрезанные светлые волосы, быстрый взгляд темных, как лесное озеро, глаз, ястребиный нос и запавшие щеки под выступающими скулами.

Он показался молодым, рассерженным и бесшабашным, но заговорил первый, который старше и выглядит злее.

— Ваше высочество, — сказал он с легким и весьма небрежным поклоном, — я герцог Стефан Строуд, дядя Его Величества короля Ринненкампфа Твердозубого.

— Ричард, — ответил я, — Длинные Руки. Чем обязан?

Он выпрямился, сказал резко:

— Вы вторглись в земли королевства Пекланд!

— Да, — ответил я, — и что?

Он побагровел, произнес еще резче, уже задыхаясь от ярости:

— Вы топчете наши земли!.. Вы вводите свои порядки!.. Вы отбираете у людей зерно и продовольствие!

— Потому что вы, — пояснил я, — как королевская власть, не удосужились выйти навстречу и помочь нам в справедливой войне с Мунтвигом. Хотя бы фуражом. Потому и берем сами.

Он почти прошипел:

— Но никто не смеет… Только король…

Я отмахнулся.

— Бросьте, дядя… как вас там. Законное правительство — это я.

Молодой посмотрел на меня со злым интересом, но смолчал, а старший отшатнулся, глаза расширились.

— Это… почему же?

— Моя армия сильнее вашей, — пояснил я. — Вам что-то непонятно еще?

Побледнев, он несколько мгновений смотрел со злостью, наконец проговорил лязгающим голосом:

— Теперь… все… понятно…

— Вот и прекрасно, — ответил я.

Он отступил на шаг, вскинул голову и сказал напыщенно:

— Его Величество король Ринненкампф Твердозубый… как и все лорды королевства… верен императору Мунтвигу!

— Прекрасно, — повторил я. — Второй за сегодня камень с моей души.

Он уже отступил к пологу и собирался переступить на ту сторону, но не удержался, спросил:

— Почему?

— Пришлось бы обращаться, — пояснил я, — как с капризным союзником, а так все проще: грабь и насилуй, страна противника… Доброй дороги, герцог!

Он вышел, за ним отступил и его странный молодой спутник. Зигфрид сказал тихонько:

— Может быть, эту медвежью надо было сбросить?

— Так львиной же нет, — ответил я.

Зигфрид тоже пошел к выходу, но там оглянулся с озабоченным видом:

— Второй какой-то не такой…

— Принц, — ответил я с усмешкой. — Судя по повадкам. Наследник Ринненкампфа.

Он сказал тихо:

— Может… захватить его в плен?

Я покачал головой.

— А что нам и весь Пекланд?

По ту сторону стенки шатра послышались знакомые голоса; Зигфрид тут же выскользнул, я услышал его грозный рык, что вскоре стал мягче, потом еще и еще.

Через минуту полог отлетел в сторону, он сунул голову и спросил страшным шепотом:

— К вам Аскланделла! Пустить или в шею?

Я сказал со скорбным вздохом мученика:

— Разве таких прогонишь? Они вхожи везде, у них право… Впусти, чего уж там. Не то терпели.