Сергей Антонов - Пятиборец

К тому моменту, когда Дорнмут закончил свою обвинительную речь, у Бевериджа был уже готов ответ:

—Сам по себе Нерукотворный Плат не является нашей единственной защитой от орд гирудов, — произнес Великий Экзекутор с едва заметной снисходительной улыбкой. — Только неколебимая наивность сэра Дорнмута в вопросах ереси Круциферовой и возможностей его воинства может служить ему весьма слабым оправданием. Да, Плат следует отыскать и вернуть любой ценой. Но гораздо важнее то обстоятельство, что королевство переполнено лазутчиками императора Эдварда, кои сеют панику и производят смятение в умах обывателей. Они имеют наглость утверждать, что под скипетром императора людям жилось бы спокойнее и богаче, чем под властью природных владетелей Уайтроуза. Именно такие смутьяны похитили Плат Пречистой Маргариты, и я уже напал на их след! Не в моих правилах хвалиться делами, которые еще не вполне закончены, но раз уж наш высокочтимый барон меня к тому вынуждает, быть по сему. Итак, ваше величество, на днях Трибунал Священной Экзекуции задержал четверых еретиков, участвовавших в похищении Плата. Их возглавлял некий Эндрю Брюс, молодой, но матерый убийца. Гируды поручили ему убить меня и моего секретаря Фарнама. Однако, хвала Деве, все обошлось. Преступник обезврежен и уже дает признательные показания. Смею вас уверить, что они позволят нам продвинуться в поисках похищенной святыни еще дальше. Обещаю, что очень скоро Плат вернется на свое законное место.

Все присутствующие устремили взгляды на короля. Король одобрительно кивнул Бевериджу. А тот, ликуя в душе, решил окончательно добить Дорнмута:

—Прошу мне верить, — произнес Беверидж проникновенным голосом. — У вашего величества всего двое настоящих друзей: Священная Экзекуция и Церковь Девы, а не устроители бесконечных пиров даигрищ, которые только опустошают королевскую казну и толкают народ к возмущению!

Взбешенный ловкой защитой Бевериджа, барон вскочил с места так резво, что опрокинул свой стул. Глаза его пылали такой яростью, что если бы взглядом можно было убить, то у Великого Экзекутора не было бы ни единого шанса выйти из королевского кабинета живым и невредимым.

—Требую представить доказательства казнокрадства, о котором говорит Беверидж! — крикнул задетый за живое Дорнмут. — Да простит меня ваше величество, до сих пор я слышал здесь одни лишь необоснованные оскорбления и несправедливые упреки!

Заинтригованный король поставил кубок на столик и вопросительно посмотрел на Великого Экзекутора. В комнате повисла тишина. Члены Малого консилиума с интересом ожидали развязки. Дорнмут с пылающим от гнева лицом уселся на стул, поднятый неизвестно откуда взявшимся секретарем. По расстроенному виду барона можно было понять, что он сожалеет о своей вспыльчивости.

Беверидж с улыбкой превосходства протянул руку к горке лежавших на столе свитков и вытянул один из них:

—Видит Дева, я всем сердцем хотел этого избежать, — сказал он, с бесстрастным видом протягивая свиток королю. — Здесь ведомость на оплату строительных работ, которые пока не были произведены, но уже почему-то оплачены. С поразительной и, замечу, несвойственной нашему барону Дорнмуту щедростью.

Король углубился в изучение заполненного бисерным почерком Фарнама свитка. Беверидж спокойно рассматривал одну из картин, украшавших стены комнаты. Она изображала охоту на кабана, затравленного собаками. Один из охотников как раз подрезал горло поверженному кабану, такому же отвратительному и жирному, как барон Дорнмунт. Иеффай ничем не выдал своего торжества, а между тем душа честолюбца пела от счастья.

Хоуп Дорнмут давно путался у него под ногами. Играл на слабостях короля и ловко проталкивал выгодные ему решения во время пышных пиров, когда королю было не до того. Его интриги и потакание самым темным сторонам натуры монарха не только возмущали аскетичного и склонного к воздержанию Великого Экзекутора, но и весьма часто мешали ему претворять в жизнь свои собственные намерения. Злополучная ведомость все равно рано или поздно попала бы в руки Уорвика, но благоприятное стечение обстоятельств позволило сделать это с таким эффектом, о котором Беверидж не смел и мечтать. Теперь Дорнмут, в лучшем случае, надолго лишится милости короля, а в худшем, и поста первого министра. На это место Великий Экзекутор давно планировал поставить верного ему человека. Верного и глупого. Таких претендентов в свите Уорвика было хоть отбавляй. Да взять хотя бы присутствующего здесь лорда-казначея. Чем плохой кандидат?

Король оторвался от чтения свитка, устало взглянул на уже начавшего праздновать победу Бевериджа. Непомерное властолюбие этого вельможи довольно часто раздражало Уорвика, но сейчас он так плохо себя чувствовал, что ему было не до игры амбиций собственных министров. Он прекрасно понял суть интриги Великого Экзекутора, однако выступать на чьей-либо стороне в этом споре давних соперников у него не было сил. И он мечтал только о том, чтобывсе оставили его в покое. Король бросил свиток на медвежью шкуру, он скатился по ней прямо на лобастую голову Мороя. Пес вскочил на ноги, отряхнулся и вопросительно посмотрел на своего господина.

—Приношу свои извинения всем, кого не успел выслушать сегодня, — утомленно произнес Уорвик. — Обязуюсь сделать это в следующий раз. О времени заседания будет сообщено позже. А сейчас прошу оставить меня, господа.

Члены Малого консилиума вынуждены были откланяться. Беверидж был разочарован безволием короля, а Дорнмут уже давно не покидал заседание Малого консилиума с таким похоронным видом. Толстяк словно сдулся, и богатая одежда, казалось, стала ему велика. От недавней спеси не осталось и следа. Он шел к выходу, низко опустив голову и шаркая ногами. Недавние льстецы, готовые отдать полжизни за один только благосклонный взгляд барона, теперь предпочитали держаться от него в стороне.

Палач вдруг рухнул на колени, воздел руки вроде бы к Андрею и простонал:

—Не может быть! Пресвятая Дева, спаси и сохрани! — Выражение ужаса на его лице сменилось удивлением, а затем необычной для него робкой улыбкой. — Как ты сюда попал?

Брюсов понял, что заплечных дел мастер протягивает руки вовсе не к нему. Однако рассмотреть того,кто поверг палача в такое смятение, было невозможно — обе его руки по-прежнему были пристегнуты к подлокотникам кресла. Пользуясь передышкой, Андрей попытался освободиться. От напряжения у него вздулись жилы на висках и шее. Трон сотрясался и скрипел от его попыток вырваться. Сначала все его усилия казались напрасными. Но затем, наклонившись к одному из ремней, он зубами ослабил его натяжение, и вскоре ему удалось вытащить правую руку из тисков.