Урсула Ле Гуин - Прозрение (сборник)

– Они ведь не собираются нас убивать, правда, мама? – спросил он без испуга, просто ища поддержки.

– Нет. Но они хотят разлучить нас. А я сердцем чую, что нельзя им этого позволять. И никак иначе не могу помешать Асканию, который хочет забрать тебя в Альбу. Вот и придется нам прятаться здесь, чтобы он нас не нашел.

Сильвий долго думал, потом сказал:

– Я мог бы, например, поселиться в какой-нибудь крестьянской семье, а они всем говорили бы, что я их сын.

– Мог бы. Но этим ты подверг бы их всех огромной опасности.

Он коротко кивнул, явно стыдясь, что сам не подумал об этом.

Мне, впрочем, тоже было стыдно, что я вовлекаю его в некий обман. И я сказала:

– Послушай. Я, конечно, солгала, когда велела сказать, будто мы с тобой направились к великому оракулу в Тибур, но совет оракула мне действительно нужен. Только нашего оракула, оракула моего отца, оракула моих предков. С ним можно поговорить только здесь, в Альбунее. И, возможно, он скажет нам, что делать дальше. Я не знаю, станет ли он разговаривать с женщиной, но с тобой, надеюсь, он поговорит. Ведь ты внук Латина, правнук Фавна, потомок Пика и Сатурна... – Я погладила Сильвия по крепкому худенькому плечу, все еще влажному, не остывшему после быстрой ходьбы. – Сын Энея. – Я поцеловала его.

Он тоже поцеловал меня и сказал:

– Я ни за что тебя не оставлю, мама! Никогда не оставлю!

– Ох, слова «никогда» и «навсегда» не для смертных, любовь моя! Но нас с тобой ничто не разлучит, пока я сама не пойму, что нам лучше расстаться.

– А это и значит – никогда! – весело сказал он.

В гуще темных ветвей нежным голосом запела какая-то птичка, с очаровательной беспечностью приветствуя весну своими долгими трелями.

– Значит, мы с тобой здесь будем жить?

– По крайней мере, сегодня переночуем.

– Это хорошо. А ты огонь с собой захватила?

Я показала ему маленький глиняный горшок в веревочной сетке, полный углей из очага Весты.

– Давай-ка, ты разожги огонь и скажи молитву богам, а я пока немного подмету здесь, – сказала я, и мы принялись за дело. Потом уселись у очага, подбросили туда дров, и я спросила: – А ты знаешь, что твой отец вырос в лесу, на высокой горе, которая называется Ида? – Сильвий, разумеется, об этом знал, но выразил горячее желание снова послушать мой рассказ о детстве Энея и слушал очень внимательно. Потом он взял свой лук и стрелы и сказал, что пойдет в лес – вдруг удастся подстрелить какого-нибудь неосторожного кролика или куропатку. Я хорошенько прибрала в хижине и устроила нам постели из веток молодых сосен. Особого мусора, впрочем, в этом убогом жилище и не было, разве что паутина, мышиные гнезда да куски старой коры с крыши. У бедняков мало что остается после жизни. На полке я нашла старую потрескавшуюся глиняную плошку; ее не выбросили, ею пользовались, и я, положив в нее горсть соли, взятой из дома, снова поставила ее на полку.

Сильвий никого не подстрелил, зато прикинул, где лучше с утра поставить силки на куропаток, и притащил четырех раков, которых прямо руками поймал в ручейке. Раков мы сварили и съели с просяной кашей. Я, правда, жалела, что мы не прихватили с собой немного питьевой воды – вода во всех здешних ручьях сильно пахла серой и была неприятной на вкус.

Спали мы, завернувшись в свои плащи. Я спала долго и крепко – как и всегда в Альбунее. Здесь, даже находясь не в святилище, я полностью избавлялась от любых страхов. Впрочем, нет, некий страх я все же испытывала, но это был отнюдь не тот смертельный ужас, который охватывал меня при мысли о том, что я могу навсегда потерять Сильвия; скорее то чувство, которое я испытывала в Альбунее, можно было назвать священным трепетом. Оно не имело ничего общего с повседневными тревогами и заботами; нечто подобное мы испытываем, глядя в небо ясной ночью, когда нашему взору открывается вся Вселенная, все мириады ее звезд. Этот священный трепет живет глубоко в душе каждого; именно с ним связано и наше поклонение высшим силам, и наши сны, и наше молчание.

Сильвий весь следующий день провел в лесу, исследуя холмы над сернистыми источниками. Я не тревожилась: во-первых, он был мальчиком разумным, а во-вторых, рядом со здешними деревнями не водились ни дикие кабаны, ни медведи; да и вражеские племена здесь, в центре Лация, ему не угрожали. Около полудня на краю поляны возникла рыжая Урсина, быстрая и безмолвная.

– Меня тетя Маруна прислала, – сообщила она. Урсина принесла для нас кувшин хорошей питьевой воды, мешочек с сушеными бобами, а также сушеные фиги и изюм, которые явно сунула в сверток Тита, зная, как сильно Сильвий любит сладкое.

– Как вели себя люди из Альбы? – спросила я.

– Спрашивали о вас. Тетя сказала им, что вы ушли в ту Альбунею, что близ Тибура. У нас многие действительно так и считают. А вчера эти люди снова уехали в Альбу. И тетя велела передать тебе, что они приказали Ахату и Мнесфею доставить туда Сильвия, как только вы вернетесь в Лавиниум.

Я поцеловала Урсину, попросила ее завтра принести немножко вина для жертвоприношения, и она снова исчезла в зарослях столь же беззвучно, как и появилась.

А я присела на полусгнившее деревянное крылечко, залитое весенним солнышком, и задумалась.

Если мы вернемся в Лавиниум, верный Ахат непременно исполнит приказ Аскания.

Я могла бы, конечно, сама отвезти Сильвия в Альба Лонгу и остаться там вместе с ним, нежеланная и никому не нужная; незваная гостья при дворе Аскания, изо всех сил пытающаяся защитить свое дитя от небрежения, зависти и всяческого зла.

Еще можно, конечно, поступить так, как когда-то предлагал мне отец: отправиться в Цере к этрускам и попросить царя Таркона принять нас под свое крыло и помочь мне воспитать Сильвия как царского сына.

Впрочем, эта идея меня по-настоящему пугала, но я все же заставила себя обдумать и ее.

Я все еще пребывала в глубоких раздумьях, когда услышала, как прочирикал воробышек – это был наш с Сильвием условный сигнал – и мой сын появился передо мной весь в грязи и царапинах, изодранный колючками, страшно уставший, но безумно гордый: ему удалось поймать в силки крупного зайца. Пока он мылся, я освежевала и вымыла тушку, а потом мы надели ее на тонкую ивовую ветку и поджарили прямо над огнем. Получился великолепный обед.

– Завтра вечером нам придется немного попоститься, – сказала я Сильвию, – ибо ночь мы проведем в священном лесу.

– А я смогу потом осмотреть ту пещеру и вонючие пруды?

– Конечно.

– А что там обычно приносят в жертву?

– Ягненка.

– Если хочешь, я попробую раздобыть одного – тут неподалеку пасется наша отара. Я постараюсь, чтобы меня никто не заметил!

– Нет. Мы не можем так рисковать. Нам с тобой лучше вообще не появляться вблизи города. А завтра мы принесем такую жертву, какую сможем. Ничего, предки нас поймут. Я и раньше часто ходила туда с пустыми руками.