Кира Измайлова - Случай из практики. Возвращение

– Дита была ужасно неотесанной, – заявила госпожа Токк. – О нет, манеры у нее были недурные, видимо, муж постарался, обучил. Но вообще… Она никогда представления не имела, что творится в свете, что нынче модно… Всё только со слов мужа! Мне иногда казалось, будто она живет в какой-то своей скорлупе и носа наружу не кажет!

– Но она же общалась с вами, еще с несколькими дамами, – напомнила я.

– Ха! Только от нас она и узнавала, что происходит вокруг, ручаюсь, – безапелляционно заявила она. – Правда, насколько я могу судить, это ее совершенно не интересовало. Сидит, слушает, кивает, а потом спросишь, что она думает по этому поводу – краснеет и начинает заикаться. И оказывается, что все это время она думала о том, какие нитки лучше подойдут для новой вышивки! Просто ужасно!

– Должно быть, говорить с ней было непросто, – осторожно сказала я.

– Это вы про ее заикание? – бесцеремонно поинтересовалась госпожа Токк. – Ах, чепуха. Когда она была в хорошем настроении, то говорила совершенно нормально, только запиналась иногда. Совсем не заметно. Но чуть испугается или взволнуется – пиши пропало. Ни слова не разберешь! А поскольку пугалась она решительно всего, то предпочитала помалкивать. И правильно, раз все равно сказать нечего…

– Как вы полагаете, мог у нее быть любовник? – спросила я напрямик. С этой дамой можно было не мучиться и не выдумывать намеков.

– У Диты?! – госпожа Токк еще больше округлила глаза и залилась искренним смехом. – У этой серой мыши?!

– Она была очень красива, насколько я могу судить по портрету, – заметила я.

– Да, но… – моя собеседница поджала пухлые губки, наморщила лобик, соображая. – Как бы вам это объяснить… Она была красивая, но… никакая! Знаете, как бывает: на женщину без слез не взглянешь, а мужчины вокруг так и вьются! А бывает наоборот: вроде красивая, а пустышка. Может, на нее кто и клюнул, но что-то я сомневаюсь…

– Почему же?

– Да сразу бы видно стало, – хмыкнула госпожа Токк. – Я же говорю, стоило ей взволноваться, она заикаться начинала. И если уж она волновалась, когда задерживалась в гостях, то неужто, появись у нее любовник, была бы спокойна? Нет, это бы все сразу заметили! Да и потом…

– Что? – приподняла я брови.

– Дита была деревенщиной, заикой и вообще бесцветной личностью, – отрезала она. – Но не дурочкой. Она прекрасно знала, чего стоит. И помнила, что муж ее взял нищей. А вздумай она взбрыкнуть, мигом вышибет обратно в деревню!

– Это вряд ли, – заметила я. – Она ведь помогала ему в работе.

– Ну, тогда посадит под замок, вот и вся недолга, – преспокойно ответила госпожа Токк. – Еще раз говорю, Дита отлично знала, кто ее вытащил из нищеты, пристроил к настоящему делу и избавил от мамаши… не встречались еще? Если верить Дите – жуткая особа! А благодарной она быть умела, этого у нее не отнять…

– А детей она любила? – задала я провокационный вопрос.

– Детей? – сморщила госпожа Токк курносый носик. – Ах, детей… Ну, вроде того. Мы об этом почти не говорили. Я их видела пару раз – славные малютки, но живут у бабушки. В этом я Роттов очень понимаю – от детей столько шума!

Похоже, тут ловить было больше нечего.

– Так что сбежать с любовником она точно не могла, наша Дита, – сказала вдруг женщина. – Может, ее похитили или убили?

– Кто, например? – насторожилась я.

– Конкуренты ее муженька, например, – хмыкнула она.

– А именно?

– Да пальцев не хватит пересчитать! – воскликнула госпожа Токк. – Но я пошутила, право слово… – Она вдруг замялась и произнесла просяще: – Вы ее найдите, госпожа Нарен! Дита хоть была совсем неотесанная, но… добрая такая. Пожалуешься ей, она не скажет ничего толком, а всё как-то легче… А потом, – она усмехнулась, – еще подарок принесет обязательно.

– Подарок?

– Ну да! Вышивку какую-нибудь… – женщина вскочила, порылась в ящиках комода. – Вот, например…

Я взяла вышитый платок. Ничего особенного: веселенькая кайма, в уголке изображены полевые цветы и две бабочки. Яркая, с виду простенькая вышивка, но цветы вышли, как живые, а бабочки только что крылышками не машут.

– Ужасная пошлость, – вздохнула госпожа Токк. – Но очень мило с ее стороны. Она всем нам такие штучки дарила, думала порадовать, наверно. Такая простушка! Но жаль, если ее в самом деле кто-то…

– Надеюсь, нет, – ответила я и начала прощаться.

Конкуренты, значит? Я об этом уже думала. Придется проверить и этот след, как только закончу с подругами Диты. Кстати, что у нас выходит?

А получался очень любопытный портрет, надо сказать. Сам Ротт сказал, будто старался, чтобы жена всегда была спокойной, не нервничала, описывал ее общительной и веселой, вечно бегавшей то за покупками, то к подругам. Подруги же показывали иное: Дита не вписывалась в их круг, явно чувствовала себя неловко, оказываясь в обществе, не знала занимавших всех сплетен, не понимала их прелести, предпочитала помалкивать… Да и в гости заходила не так уж часто, говорила, работы много. Детей, по словам мужа, она обожала, по словам подруг – сплавила матери и няньке и не особенно часто о них вспоминала. Где правда? Кому верить?

Это было, пожалуй, поинтереснее каких-то там конкурентов (признаться, я не слишком верила, будто игра могла пойти на таком уровне: похитить или убить лучшую вышивальщицу, чтобы лишить Ротта преимущества, – это же детские игры, право слово!). Нужно было навестить того, кто знал Диту, надо думать, намного лучше мужа и подруг, то есть ее мать.

Матушка Диты, госпожа Ино, соответствовала описанию, данному ей госпожой Токк – «жуткая особа». О нет, на первый взгляд она казалась вполне благообразной пожилой женщиной, но быстро становилось ясно, что за сущность таится под этой оболочкой. Госпожа Ино, рано овдовевшая и оставшаяся с двумя дочерьми на руках (об этом любезно поведали соседи), не позволила обстоятельствам сломить себя. Небольшим хозяйством заправляла сама, и не так уж дурно, во всяком случае, семья не голодала. Младшая дочь, Дита, рано проявила способности к рукоделию, и мать сделала все, чтобы она занималась именно этим – ремесло вышивальщицы оплачивалось неплохо. На старшую, Рию, легли все домашние заботы, начиная от стряпни и заканчивая возней в огороде и со скотиной. Долго она этого не выдержала и, проявив недюжинную изворотливость, в один прекрасный день, вернее, ночь, изловчилась и сбежала с дружком, работником из соседнего поместья. С тех пор о них не было ни слуху, ни духу. Полагаю, Рия была счастлива отделаться от родительницы и вовсе не жаждала объявляться.

К тому времени Дита зарабатывала уже достаточно, чтобы можно было нанять служанку следить за домом. Так оно и шло, пока не появился Ротт и не взял хорошенькую вышивальщицу в жены. Все соседи считали это изумительным взлетом для Диты. Правду сказать, в этом пригороде не один парень согласился бы взять ее в жены – ну и что, что заика, больше помалкивать будет, зато какое ремесло в руках! – но госпожа Ино всем давала от ворот поворот. Это, кстати, тоже шло вразрез с показаниями Ротта: по его словам выходило, что желающих жениться на Дите было немного, однако чуть ли не каждый второй из спрошенных мною молодых мужчин в пригороде вспоминал ее с мечтательной улыбкой. По их словам выходило, что в юности серой мышкой Дита не была. Во всем слушалась властную мать, не смела шагу ступить без ее позволения, но строить глазки и кокетничать она умела, а уж если удавалось улизнуть на улицу, когда мать уезжала по делам в город…