Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — курпринц

— Этого нет, — сказал я громко, перекрывая частый стук копыт, — а что можешь вот прямо щас?

Он пригнулся к конской шее и крикнул:

— Почти ничего! Миражи, морганы, иллюзии… да и то на несколько минут…

— А дождь? — сказал я с надеждой. — Сейчас бы хар-р-роший такой ливень нам всем не помешал… Можно с градом, не возражаю.

— Дождь вообще невозможно, — прокричал он. — Это надо быть уж и не знаю кем…

Мы выметнулись на красивейшую обширную равнину, густо заросшую красными маками, хотя вроде бы уже не сезон, одинокое раскидистое дерево с ярко-красной кроной, тень от нее на землю ложится густая, а еще там у самых корней блеснул небольшой родничок…

— Как красиво, — крикнул я, — райский уголок!

Хреймдар крикнул затравленно:

— Чего?

— Тебе не кажется, — ответил я громко, — что рядом с красотой ум и сердце всегда кажутся бедными родственниками?

Он крикнул обалдело:

— Вы о чем?

— О красоте природы! — ответил я. — Когда еще и полюбоваться, как не сейчас? А то всегда в делах, всегда в делах…

Он крикнул яростно:

— Вы с ума сошли? Какая природа?

— Бесчувственный, — сказал я обвиняюще. — Природой любоваться нужно в любом положении! Или делать вид, что любуешься. Только так и можно прослыть культурным человеком, хотя действительно культурному вообще-то насрать на эту природу.

Впереди местность странно понижается с некой диспропорцией, я тряхнул головой, что за оптический обман, вдруг понял, впереди просто обрыв, а то, что вижу дальше, это земля намного ниже, намного…

Хреймдар тоже сообразил, начал придерживать коня, но я заорал:

— Нет!.. Давай к самому краю!

— Мы окажемся в ловушке! — крикнул он.

— Сделаешь мираж!

— Что?.. Какой мираж? Зачем мираж?

Мы подскакали к самому обрыву, я глянул в пропасть, голова закружилась от бездны.

— Мираж дороги, — крикнул я, — что за нами! Просто отзеркаль!

Он торопливо поводил руками. Перед самым краем обрыва появилось изображение дороги, уходящей вдаль, а там дальше выступающий рогом лес, точная копия того, что далеко за нами.

Я проехал через это марево, толщиной оно с ладонь, остановил Зайчика на самом краю, соскочил и отвел в сторону. Хреймдар, вздрагивая всем телом, сделал то же самое, но лицо бледное, как отложения мелового периода, хоть трилобитов на нем ищи, руки трясутся, дома бы дал коврик вытряхивать…

С той стороны нарастает грохот копыт, сплоченный отряд пылающих всадников мчится бешеным галопом, издали похожи на огромную раскаленную докрасна скалу из железа.

Хреймдар пробормотал в ужасе:

— Надеюсь, ваш трюк…

— Сейчас увидим, — прошептал я.

С грохотом копыт весь отряд пронесся по дороге и влетел в марево, видя перед собой только уходящую вдаль дорогу. Я видел, как из призрачной стены с этой стороны на бешеной скорости выметываются на храпящих конях эти чудовища и сразу срываются с обрыва в пропасть.

Целая лавина их влетела в марево и по длинной дуге стремительно летела вниз, и только там внизу раздались их крики. Из миража вылетают на огромной скорости все новые и новые, тут же их кони теряют под копытами опору, и все срываются вниз, а за ними влетают все новые и новые…

Половину пути в падении эти пылающие существа проделывали молча, еще не сообразив, что стряслось, настолько все быстро и неожиданно, а когда начинали в ярости и ужасе орать, то крики быстро обрывались, заканчиваясь смачными шлепками и едва слышным здесь наверху хрустом костей.

Они падают и орут, падают и орут, мы с Хреймдаром застыли в напряженном ожидании, а грохот копыт за спиной все слабее, наконец из марева начали выметываться последние всадники.

И тут оно задрожало и рассеялось в воздухе. Еще трое сорвались с обрыва, хотя и бешено натягивали поводья, но трое успели задержать коней на самом краю бездны. У одного конь встал в ужасе на дыбы, всадник не сумел справиться с ним, и оба рухнули вниз, но двое пылающих удержали дрожащих взмыленных и разбрасывающих красные искры коней.

Я торопливо вспрыгнул в седло. Хреймдар поспешно пятился, делая вид, что он тут мимо шел и вообще просто заблудившаяся мышка, а не герой.

— Предатели! — закричал я пылающим. — С друзьями судьба должна быть общей!

Они разом подняли над головами чудовищного размера старинные топоры. Я послал Зайчика вперед, он ударил коня пылающего всадника грудью, тот отступил, арбогастр завизжал и ударил копытами.

Конь противника попятился, задние копыта соскользнули с обрыва. За спиной прозвучал вопль Хреймдара:

— Слева!

Я уклонился, не глядя, одновременно поводом заставил Зайчика отпрыгнуть. Огромное лезвие топора со свистом прорезало воздух, а я в ответ обрушил лезвие меча на горящую голову.

Взвился сноп багровых искр, словно ударили по бревну, уже превратившемуся в догорающие угли. Руку больно дернуло, будто саданул со всей дури по валуну.

— Дружба обязывает! — крикнул я. — Ты же не оставишь соратников?

Пылающий всадник прохрипел:

— Ты… смертный…

— Ты тоже, — крикнул я. — Друзья твои уже в аду, как тебе не стыдно их бросить? А как же воинская дружба?

Он снова замахнулся, но я попятился, даже не пытаясь подставить щит, слишком уж массивное это чудовище, топор в его лапе таких размеров, что с одного удара прорубит городские врата.

— Дружба бессмертна, — повторил я с укором, — как тебе не стыдно не пойти за друзьями?

Увернувшись пару раз, я сманеврировал ближе к обрыву, а потом коснулся коленом Зайчика и сказал кровожадно:

— Давай!

Он сделал стремительный прыжок вперед, удар о багрового коня едва не выбросил меня из седла, но того отпихнуло на три-четыре ярда.

Я видел ужас в горящих адским огнем глазах багрового коня, когда задние копыта сорвались с края. Какое-то мгновение пытался уцепиться передними, из копыт даже начали вылезать длинные когти, но тяжелая задница и масса воина в громоздких доспехах потащили в пропасть.

Я победно прокричал:

— Скажи всем там в аду, что скоро приду погонять их и там! Я человек веселый!

Хреймдар подбежал, осторожно наклонился над краем. На лице его, как мне показалось, заиграли отблески далекого зарева.

Я опасливо посмотрел вниз, там далеко у подножия в самом деле целое море пурпурного огня, освещающее обрывистый склон. Раскаленные всадники и кони разбились внизу на крупные и мелкие угли, что образовали целое огненное озеро.

— Красиво? — спросил я. — Эх, Хреймдар! Не спи, замерзнешь.

Он вздрогнул, выходя из ступора.

— К-красиво?

— Ну да, — сказал я, — во всем нужно видеть прекрасное. Мы же эстеты? А это красиво и символично: они жили ярко, горели на работе и сгорели ярко и празднично. Никаких отвратительных трупов, гниющего мяса… а вот так! Уверен, ты бы тоже хотел вот так красиво!