Юрий Никитин - Зубы настежь

– Да хватит-хватит! Ну зачем ты его так?

Я прислонился к стене, дышал тяжело, часто, в груди хрипело, булькало и чавкало, словно слон шел по болоту. Когда в глазах чуть прояснилось, увидел на той стороне пещеры воеводу, что отвязывал герцога. Волк сидел, расставив передние лапы и смотрел на меня с насмешливым восторгом.

По одному пруту остались только по краям, остальные, изогнутые страшно и причудливо, усеивали пол. В щель можно было бы пройти по четверо в ряд. Я прохрипел, все еще чувствуя как дрожит все тело после пережитого напряжения:

– Ты... это... зачем?

– Красиво было, – признался волк. – У тебя такая мускулатура!.. Мы все были в восторге.

– Ах ты ж придурок...

– Тихо, – предупредил он и оглянулся в сторону принцессы. – Кстати, она так смотрела на твои мышцы! Так смотрела...

У меня вертелось на языке спросить, как же она смотрела, в самом ли деле было грандиозно... я не сомневался, что грандиозно, но хотелось получить подтверждение еще разок, однако переломил себя, заставил себя даже не смотреть в ее сторону, а волк прислушался, сказал быстро:

– Тихо! Похоже, он возвращается.

Я закинул руку за голову, пальцы нащупали рукоять меча. Воевода опустил ладонь на рукоять кинжала.

– Мы дадим бой!

– Не стоит, – сказал волк нервно. – Я сам бы не прочь... но здесь веет недобрым. Здесь кто-то есть еще... или вот-вот появится.

Принцесса вскрикнула, воевода указал на пол. Прямо из серого камня выступали красные линии, медленно светлели, наливались пурпуром. В самом серединке проступал как бы из глубины каменной горы далекий свет.

– Встанем возле двери? – предположил он. – Как только войдет...

Волк поднял морду, понюхал воздух:

– Одна струя тянет вот в ту сторону. Если отодвинете ту плиту...

Мы с воеводой навалились разом. Камень скрипнул по каменному основанию, отполз в сторону. Из подземного хода пахнуло, как ни странно, запахом хвои, свежей зелени, влажной земли, перепрелых листьев.

Герцог нырнул в отверстие первым, сразу за волком, следом впихнули принцессу, дальше пошел я, не выпуская из рук меч, а воевода еще повозился сзади, тщетно пытаясь изнутри задвинуть камень на прежнее место.

В темном как ночь подземном ходу глаза привыкли не скоро, я слышал легкие болезненные вскрики, сам шарахался то головой, сам шарахался то головой, то кровянил плечи об острые выступы. Пробираться проходилось нередко на четвереньках, там бежали, двигались и ползли долго, наконец далеко-далеко впереди блеснуло слабое пятнышко.

Я услышал радостный вскрик герцога:

– Выход? Я уж думал...

Голос принцессы был тихий и жалобный:

– Я больше не могу.

Под моими широкими ступнями жалобно вякнуло. Я наощупь отыскал ее хрупкое тельце, подхватил, нес в этом чертовой тесноте бережно и страдая, что каждый встречный выступ стесываю ее маленькой головкой, При каждом таком ударе, сопровождающемся жутким хрустом, я стискивал зубы и ускорял шаг. стремясь выскочить на свет как можно быстрее, а когда светящееся пятнышко расширилось, я уже бежал со всех ног, стремясь покончить с этим кошмаром, выступы скал били по голове и плечам, а хрупкое нежное тельце в моих могучих руках дергалось уже непрерывно, я слышал сухой биллиардный стук, и когда проход расширился, я выскочил из каменного зева как камень, брошенный из баллисты.

За моей спиной оказалась узкая щель, сплошь заросшая кустарником и высокой крапивой с узорчатыми листьями. Впереди теснились хмурые деревья. Я пошел ломиться через кусты и мерзкую траву. Принцесса заверещала и забилась в моих руках.

Волк с широко распахнутой пастью сидел на полянке. Красный язык трепетал как пламя на ветру, желтые глаза блестели как крупный янтарь под солнцем.

Принцесса брыкалась как зверь. Я бережно опустил ее на землю, она вскочила, как подброшенная пружиной. Глаза сверкали дикие, лицо пошло красными пятнами. Такие же пятнышки вздувались пупырышками на ее прекрасных плечах, руках, ногах и ягодицах. На узких ремешках, что служит одеждой, остались белесые пятна сока раздавленных растений.

Стиснув зубы, она принялась яростно чесаться. Сзади затрещало, из джунглей помятой крапивы с пыхтением выполз герцог.

Я оглянулся на темный зев, что теперь стал чуточку виднее:

– А где воевода?

Герцог крикнул раздраженно:

– Он остался!

– Что?

– Остался, дурак, – крикнул он еще злее, и я понял, что «дурак» относится ко мне, а не к воеводе. Воевода поступил как верный слуга, как человек, давший присягу защищать принцессу любой ценой, ценой чести и всего-всего, перед чем такая малость как жизнь покажется вовсе мелочью,

Принцесса, не переставая чесаться, молча устремилась в сторону деревьев. Я на миг задержался, вдруг да ей надо дать время на уединение, но герцог ломанулся следом, и мои ноги сами понесли за ними.

Впереди посветлело, деревья расступились медленно и величественно, открывая самый прекрасный пейзаж, какой мне только довелось увидеть, но гвоздь в сапоге кошмарнее всех фантазий Гете, и я за бегу ухватился за дерево. Далеко впереди виднелись дома, крыши блестели золотой соломой, на околице группа селян собиралась с косами.

Донесся счастливый голосок принцессы:

– Это уже мои земли!

Герцог ухватил ее за узкую кисть, откуда и силы взялись, готовый бежать до самых городских врат замка принцессы. Оглянулся раздраженно:

– Что застыл, как пень?

– Бегите, – крикнул я. – Теперь вы в безопасности!

Он не успел открыть рот, как я повернулся, ветер засвистел в ушах, а деревья замелькали мимо как летящие стрелы.

Замок выдвинулся из-за леса мрачный и неприступный, мне под ноги метнулось черное, я инстинктивно подпрыгнул, но, чтобы не упасть, ухватился за дерево. Меня трижды мотнуло вокруг ствола, сверху каркнуло раздраженно, а когда мир перестал вращаться, я увидел оскаленную пасть волка и красный язык.

– Ты настоящий герой, – сказал он с почтением. – Сразу на выручку друга! Сам погибай, но товарища выручай... Так и надо. Это было бы красиво и благородно. Я не хотел мешать, но вот этот комок перьев настоял...

Сверху раздраженно каркнуло еще громче:

– Еще бы! Красивая и возвышенная смерть – это красиво, это трогает, даже у меня может выдавить скупую мужскую слезу, что прожигает камень. Особенно, когда мрет молодой и здоровый, на котором бы еще пахать и пахать. Мой лорд, ты же знаешь, что к замку нельзя подойти незамеченным. Тебя утыкают стрелами из сотни арбалетов, едва приблизишься на выстрел... Но это вот, которое в шерсти, нюхом учуяло выход... Понимаешь, высшие зрят с высоты полета, а всякие низшие все нюхом да нюхом, как пингвины.

Я перевел дыхание, чувствуя себя в самом деле глупо: