Элеонора Раткевич - Волчья сила

– Господин комендант, – чуть задыхаясь, произнес Дейген, когда рослый туземец наконец-то выдохся и умолк, – что это значит?

– Нет, Дейген, – процедил Экард, швырнув на стол бумаги, – это ты мне скажи, что это значит?

– Это бумаги, заполненные моей рукой, – ответил переводчик. – По крайней мере, почерк похож на мой. Что это, господин комендант? Откуда?

– А вот это ты мне и расскажешь, – медленно и широко улыбнулся Экард. – Все расскажешь. Теперь мы с тобой иначе поговорим…

Он ударил кулаком изо всей силы, с размаху впечатав офицерский перстень в скулу Дейгена.

Дейген свалился на пол, с грохотом перевернув стул. Экард наклонился над переводчиком, сгреб его за воротник и приподнял.

– Иначе, – прошептал он Дейгену прямо в лицо. – С глазу на глаз. Нам ведь не нужен переводчик – правда, Дейген?

Серебряная волчья голова покачивалась над самыми глазами арестованного.

Повод, чтобы часто заглядывать к Ланне якобы по-соседски, у Эттера был самый что ни на есть подходящий. Разве мальчишка что-то смыслит в стирке? А кому еще, кроме него, за такое дело взяться? Дедушке старому? Или сестренке малолетней? Некому у них в доме стирать. Так почему бы молодой соседке не помочь им со стиркой – за лишний ломоть хлеба, кочан капусты да малую толику соли? Ничего удивительного, что Эйтье то и дело к соседям с узелком шастает. Подолгу ведь не засиживается…

Эйтье и сегодня не намеревался засиживаться. Домой он собирался вернуться засветло, задолго до наступления комендантского часа. Он уже совсем было надумал уходить, когда дверь распахнулась настежь, и в ее проеме показался Домар – губы трясутся, весь белый, в лице ни кровинки.

– Дейгена взяли! – выпалил он.

Ланна, едва привстав, вновь опустилась на лавку.

– Фью-ю-ю-ю… – махнул рукой Эйтье. – И за что ж его эгеры замели? Слишком много на лапу брал или со счетами мухлевал?

– Сведения добывал для летучего отряда, – произнес Домар, все еще задыхаясь от быстрого бега, и без сил привалился к стене.

– Да иди ты… – ошеломленно выдохнул Эттер.

– Точно тебе говорю, – помотал головой Домар. – Для того здесь и остался. Прямо под носом у эгеров все проворачивал… Моллег, сволочь, донес. Вроде как выследил его случайно или подстерег… какая теперь разница!

Для Дейгена и впрямь разницы никакой.

Для Дейгена, которому Эйтье не далее как вчера желал испробовать на своей шкуре все радости каталажки и всю приятность петли на шее. Для Дейгена, который отлично знал, что его ждет в случае провала, не мог не знать – ведь он присутствовал при допросах. Всякий раз присутствовал – он же переводчик…

Ланна так и не произнесла ни слова. Даже в лице не переменилась. Только сцепленные вместе пальцы стискивались все сильнее и сильнее.

– Ланна, погоди… погоди же… – торопливо бормотал Эйтье. – Вытащим мы его… прежде времени не хорони… вот как есть вытащим…

Домар покачал головой:

– Поздно. Комендант, трупоед клятый, сразу его в подвал поволок. Очень уж ярился, что Дейген его вокруг пальца обвел. А из подвала дорога известная – не на расстрел, так на виселицу.

– По дороге отобьем! – упрямо дернул ртом Эттер.

– Уходить тебе надо, Ланна, – сказал Домар так, словно Эйтье и не говорил ничего. – Прямо сейчас. И тебе, и матери с отцом. Пока еще можно уйти.

Ланна сидела недвижно, будто не слышала его.

– Уходить надо. – Домар ухватил девушку за плечи и с силой встряхнул. – Все ведь знают, что у вас любовь была, вон даже свадьбу играть собирались – а ну как настучит кто? Да тот же Моллег хотя бы! Или другая какая гнида найдется…

– Так ведь Ланна же не знала ничего… – с трудом вымолвил Эйтье, чувствуя где-то внутри тяжелый ледяной комок.

– А коменданту какая печаль, знала или не знала? – развернулся к нему Домар. – Так он и поверит, что Ланна с Дейгеном не для отвода глаз порвала, а на самом деле! Что Дейген ни одной живой душе не сказался и ей тоже! А хоть бы и поверил – думаешь, Лан это поможет? Ты с чего взял, умник, что мясник этот ее спрашивать будет? Он не ее, он его спрашивать будет! Поставит Ланну перед ним – вот тебе, друг ситный, невеста твоя, и если язык ты не развяжешь, то сам знаешь, что ней станется. Этого ты Дейгену желаешь? Или Ланне?

Эттера передернуло.

– Наконец-то головой думать начал, – тяжело бросил Домар. – И на том спасибо. Собирайся, Лан. Времени у тебя всего да ничего. А Эйтье…

– А что – Эйтье? – огрызнулся мальчишка. – Я Дейгену никто и звать никак. Заноза в заднице. В любимчиках у него не хаживал, да и не за что было – с моими-то отметками. Меня ловить-хватать никто не вздумает, чтоб на него надавить. Так что мне убегать резону нет. Я-то как раз остаюсь. Разузнаю, что смогу. Слышишь, Лан? Вот тебе самое честное слово, зарок поперек ладони – я что-нибудь придумаю, слышишь?

Ланна кивнула ему – по-прежнему молча. Слова не шли с языка. Она не могла заставить себя заговорить. Не могла заставить себя коснуться губами его имени – Дейген. Будто, пока она молчит, пока не притрагивается губами к беде, эта беда как бы невзаправду, как бы не здесь, не сейчас, не с Дейгеном, но стоит Ланне назвать ее по имени, и она станет сбывшейся.

Дейген, Дейген, Дейе…

Как же нравилось Ланне его имя в той, прежней жизни, которая называется «до войны»! Как нравилось то и дело окликать его – просто для того, чтобы произнести вслух «Дейе»! Еще до того, как он сказал ей, что любит, раньше, до того, как они в первый раз поцеловались… да она ведь и не надеялась понравиться ему, это вокруг все видели, что Дейген в ней души не чает, а она не видела, ведь она любила, а любовь слепа… не видела, не надеялась, мечтать не смела, что когда-нибудь поцелует его, – зато она могла звать его по имени, касаться этого имени губами, это была ее тайна, ее поцелуй… Дейе…

Как же недолго они были счастливы – и как ослепительно! А потом началась война, и Дейген собрался в ополчение. Его не взяли – здоровьем не вышел. В те дни Ланна радовалась, дуреха, – сколько женихов и мужей ушли на фронт, сколько по ним слез пролито, а ее Дейген с ней, и ей не придется бессонными ночами молиться, чтобы только живым вернулся. Лучше она помолится за того офицера с призывного пункта – измотанного, с серым от недосыпания лицом… это он говорил с Дейгеном, и после этого разговора Дейе уже не пытался никому доказывать, что он здоров, – так пусть офицер в заношенном мундире вернется к той, кто его ждет, пусть вернется живым!

А потом пришли эгеры, и мир для Ланны почернел.

Гадко было радоваться, что твой жених с тобой, покуда чужие женихи воюют, это Ланна понимала. И ругала себя ругательски – но все равно радовалась. До того дня, когда Дейген пошел на службу к захватчикам.