Елена Звездная - Ловушка для принцессы [HL]

Динар молчал, позволяя мне выговориться, я была ему за это благодарна. Было бы замечательно сохранить вот такие отношения с будущим родственником. Кстати, теперь о неприятном:

— Когда ваша помолвка? — Я заставила себя улыбнуться.

А вот рыжий не улыбался совсем.

— С кем?

— Что значит с кем? — Я оттолкнулась от стола и фразу продолжила, идя к двери: — С прекрасной принцессой, которую ты спас от гибели!

Замечательно, что в этот момент у меня была возможность скрыть выражение своего лица от рыжего. Но плохо, что, подойдя к двери, я так и осталась стоять к нему спиной, держась за ручку и не в силах заставить себя ни вернуться к разговору, ни просто уйти.

— Кат… — такой уставший голос, — ты у сестры когда последний раз была? Ты к ней даже не заходишь! И к ней никто не заходит, кроме матери и отца. По королевству слухи один другого ужаснее бродят, доходит до того, что Лориану упырем называют. Служанки, перед тем как войти, на себя амулеты навешивают в таком количестве, что разогнуться не могут, придворные дамы «болеют» все и поголовно! Лориана без помощи встать не может, потому что ослабла сильно, и даже поговорить ей зачастую не с кем.

Я даже не интересовалась этим вопросом. Я даже не спрашивала у отца о Лориане. И будь я проклята, но я не смогу зайти к ней и сегодня… потому что Лоре досталось все, а мне только Оитлон и его величие, которое нужно постоянно оберегать!

— Хорошо, — я кивнула, все так же находясь спиной к Динару, — я займусь этим вопросом.

— Займись, — отозвался даллариец, — а в допросной чтобы я тебя больше не видел!

И вот после этих слов я развернулась к айсиру Грахсовену и вежливо осведомилась:

— Кто вы такой, чтобы указывать наследнице Оитлона?!

В ответ — грустная усмешка.

— Никто, Кат… никто…

У меня дыхание перехватило от этой обреченности в его голосе, однако на этом он не остановился:

— Я никто, Кат, но в допросной ты больше появляться не будешь! Иначе гарантирую, что вместо допрашиваемых получишь обугленные останки!

Он спрыгнул со стола, подошел к двери, отодвинул меня с пути и ушел. И почти сразу вопли графа Мрано заполнили подземелье. Я не просто ушла оттуда, я сбежала, зажимая уши. А потом еще долго сидела в кабинете и тщетно пыталась вслушаться в сказанное секретарем Райхо, потому что мне всё слышался крик истязаемого графа. Свейтис появился спустя час, а то и меньше. Бледный и издерганный. На мой стол легла запись допроса — Мрано сдал все! И местоположение картографических схем, и имена семей заговорщиков, и даже факты, касающиеся неудачного покушения на меня три года назад… А я тогда все гадала, кто же был столь любезен, что прислал мне отравленное платье.

— Ваше высочество, — Свейтис оторвал меня от молчаливого созерцания исписанных строк, — ваше высочество, что с вами?

— Все хорошо…

Я сравнила список, продиктованный графом, и список уже арестованных дворян. Новых имен не наблюдалось, что радовало. Террор нужно устраивать быстро и жестоко, но затем желательно столь же резко прекращать. Тогда у народа формируется идея о том, что виновные наказаны, а корона милостива и справедлива. И я была рада, что новых арестов не потребуется. Этот змеиный клубок мы размотали в максимально короткий срок. Теперь можно заняться и другими важными делами:

— Секретарь Райхо, будьте любезны, вызовите мне офицера Хантра.

Я отодвинула в сторону все бумаги по заговорщикам и взяла девственно-белый лист.

— Что будете писать? — полюбопытствовал Свейтис, которому явно не хотелось возвращаться в подземелье, он предпочел бы написать что-либо под диктовку.

— А я буду писать сказку, — честно созналась и так и написала — «Сказка».

— О чем? — Свейтис был заинтригован, вернувшийся Райхо, услышав окончание моей фразы, тоже.

— О чем сказка… — Я на мгновение задумалась. — О чудовище и красавице…

— Вы серьезно? — не поверил Райхо.

— Более чем.

— И что будет в этой сказочке для доверчивого народа? — Свейтис был значительно старше нас с Райхо, и это чувствовалось.

— А в сказке будет дивная история о любви, преданности и самопожертвовании. О том, что жили-были две принцессы, одна была уродливая и злая, вторая — прекрасный утренний цветок и с добрым сердцем… — Я начала записывать эти ключевые фразы.

— Все было наоборот, — Свейтис неодобрительно смотрел на меня.

— Правда — вещь эфемерная, мой драгоценный секретарь Свейтис, — я грустно улыбнулась, — а сказка… это сказка. И вот жили они поживали, но тут прекрасная принцесса встретила… кого же она встретила… Кто у нас добрый и справедливый?

— Мать Прародительница, — подсказал Райхо.

— Точно! Снизошла к ней Мать Прародительница и говорит: «Дочь моя, прекрасна ты душой и телом…»

— Телом — это как-то не в духе Матери Прародительницы.

— Ладно, — миролюбиво согласилась я. — «Дочь моя, красота твоя затмевает свет солнца, но истинная красота в доброте твоего сердца, и потому поведаю я о том, как можешь спасти сестру твою, что столь уродлива и жестока».

— Перегибаете палку, — сказал Свейтис.

— А по-моему, вполне правдоподобно, — возразила я, вспомнив, что довелось пережить в Далларии. — И согласилась принцесса, но предупредила ее Мать Прародительница, что путь к спасению долог и опасен. «Пусть, — сказала прекрасная дева, — ради сестры я готова на все!» — Одинокая слезинка скатилась и шмякнулась на лист. Поспешно вытерла и влажную дорожку, и мокрое пятно на бумаге. — «И будешь ты уродлива семь дней и семь ночей, — сказала Мать Прародительница. — И станут люди бояться тебя». — «Я выдержу все! — ответила принцесса». — «И обойдешь ты все храмы и все святилища в молении о спасении сестры твоей, и столкнешься со злом, что поселится в спальне твоей, и будешь отдавать ему кровь свою…» Прекрасной принцессе было страшно, но она любила свою сестру и согласилась на все муки ради ее спасения…

— А как же правда? — хрипло спросил Свейтис.

— А кому она нужна, эта правда? Мне — нет, остальным, я полагаю, также.

Сказку мы втроем дописали. Райхо и Свейтис подправили стиль и размножили… На закате экземпляры были розданы уличным сказителям. И сказка о Красавице, спасшей Чудовище, потекла из уст в уста. На утренней службе в храмах Матери Прародительницы одна из жриц призвала всех молиться за здоровье прекрасной принцессы Лорианы… К обеду площадь у дворца была усеяна цветами, а люди все приходили и приходили. На закате уже во всех храмах молились о здоровье Лоры, и сказания о ее доброте и самопожертвовании находили отклик даже в самом черством сердце. Такого воодушевления народ Оитлона еще не испытывал… уборщики улиц тоже еще так отчаянно не сквернословили, убирая каждое утро засохшие цветы. Только засохшие, остальные король приказал беречь и поливать. И началось настоящее паломничество во дворец. С утра до позднего вечера к Лоре приходили, ее благодарили, ею восхищались. На пятый день сестра смогла встать и выйти на балкон, поприветствовать народ. Площадь, усыпанная цветами, стала для Лорианы потрясением, а потом народ начал восторженно скандировать ее имя…