Евгения Березенкова - Эринкаль

— Если я скажу все, вы удивитесь?

— Я удивлюсь, если вы не спросите обо всем, — засмеялся Аваль, сразу став гораздо моложе.

— Сколько вам лет Аваль? — Задал я один из самых глупых вопросов.

— Слишком много и совсем мало, — непонятно ответил тот. — Мне четыреста пятьдесят, и по нашим меркам я еще в полном расцвете, но минувшая война многое поменяла. Мой старший сын погиб одним из первых, он служил в гарнизоне Naere'isteva, он пал героем, навеки похоронен под каменным покрывалом, и я горжусь им. Младший сложил голову в Пещере Смерти, он тоже пал героем, и каждый знает в Кэльвии, что его жертва спасла тысячи тысяч жизней. — Я с надеждой и ужасом слушал последние слова эльфа, и они бальзамом пролились в мою незажившую душу. — Пока хоть кто-то помнит о них, они живы, тут, рядом с нами.

— У вас никого не осталось?

— У меня есть дочь. Она потеряла мужа и старшего сына, но я не могу видеть ее горя. Она так и не смогла научиться жить без них.

— А вы? — Я сам не узнавал свой голос. — Вы, научились?

— Сначала не мог, именно тогда я поседел и стал похож на старика. А потом, вдруг понял, не нам решать нашу судьбу, раз все вышло так, значит, так тому и быть. От того страдаю я напоказ или глубоко в душе ничего не изменится, а жизнь идет дальше. И возможно именно от меня зависит, что произойдет?

— Вы считаете, от нас что-то зависит? — Усмешка получилась кособокой. — А как же Боги?

— Боги играют в свои игры, all'eri, нам не дано понять смысл их игр.

— Но они играют с нашей жизнью. Разве же мы не имеем права знать?

— Кто дал эту жизнь, тот в праве ее забрать. Это справедливо.

— Я… никогда не думал об этом так…

— Еще подумаете. Но! Вы ведь хотели поговорить не об этом?

— Мне просто интересно с вами разговаривать, — я вновь перевел взгляд на огонь, — обо всем. Вы ведь еще придете?

— Я пока не ухожу, а если вы спрашиваете о запрете, то комендант не давал таких указаний. Он, по-моему, вообще не ограничивал вас в передвижении по крепости. Напротив, Рэминэраль просил присмотреть за вами?

— В качестве шпиона?

— Нет, но скажите честно, вам есть что скрывать?

— Покажите мне того, кому нечего? В моих тайнах нет ничего, что может повредить кому-либо кроме меня, но раскрывать их я не намерен.

— Рэминэраль никогда бы не попросил меня об этом, а я никогда не пошел бы на такое, потому что чту заветы предков.

— Простите мне этот вопрос, я просто отвык от устоев жизни дроу.

— Я все понимаю.

— Хорошо, тогда не могли бы вы для начала в общих чертах рассказать о Кэльвии. Я ведь даже не знаю, какие были разрушения, кто выжил, и кто вернулся…. я вообще ничего не знаю.

— Из Пещеры Смерти не вернулся никто. В живых осталось только шестеро, в том числе и вы, но всех выживших доставили в столицу Империи и казнили. Это насколько известно мне. Но цель свою вы достигли — враг не смог пробраться в тыл. Атака сошла на нет сама по себе и потом ловили только тех, кто неосторожно высовывался за пределы безопасной территории. Своей самоотверженностью вы спасли свой народ.

— Нет, моей доли в этом нет.

— Вы ошибаетесь, решение всегда принимает Повелитель!

— Эрин, Повелитель, нам нужно идти, — тут Шаналь аккуратно отлепил мою руку от стены и потянул вслед за мелькающими впереди воинами, — скоро тут будет опасно!

— Шан, ты же все понял, не так ли? — Не меняя выражения лица, спросил я.

— Я… Вы… Это Ваше право — решать.

— А у меня есть выбор? — Я разозлился, резко вырывая руку и отворачиваясь. — Если мы попытаемся прорваться, лишь усилим напор. А если пойдем по северным туннелям — приведем армию противника прямо в тыл. У меня есть выбор? — Я дал парню минуту на размышление, а потом схватил за грудки и повторил. — Есть?

— Это Ваше решение! — Упрямо повторил охранник и я, наконец, расслабленно сполз по стене, больше не мешая ему выполнять свою работу.

Пока я, молча, вспоминал свой последний бой, и первый крупный проигрыш, Аваль начал тихо рассказывать и под его прекрасно поставленный голос истинного рассказчика, глядя в огонь, я видел происходящее не словами, а глазами, словно отраженным в пламени. Может, шутку сыграла телепатия, передавая образы, может быть, просто разыгралось воображение, но я был среди первых беженцев, осмелившихся вступить в полуразрушенный, оставленный врагу Альварен. Я слышал плач вдов и матерей по погибшим, а ведь они были в каждой семье без исключений. Я ходил среди могил павших, которых не успевали хоронить. Я следовал за отрядами смертников, осмеливавшихся на вылазки за телами бойцов на территорию, охраняемую врагом. Я разбивался на части, оставляя каждому толику своей боли, чтобы собраться вновь, с тем грузом, что предстоит носить всю оставшуюся жизнь. И я верил, надеялся на что-то лучшее… все еще верил… и надеялся. Ждал, сам не зная чего.

Мы говорили почти всю ночь. Аваль покинул меня перед самым рассветом и не потому, что кто-то из нас устал, а из-за банальной пропажи голоса. Слишком большой оказалась с непривычки нагрузка на старое горло. После ухода слуги, который оказался архивариусом крепости, я еще долго сидел, глядя на зарождающийся рассвет, и думал о прошлом и будущем. Почему-то мне казалось, что этой ночью для меня изменилось слишком многое, собственно, как и во мне. Но вот чем грозят перемены не стоит пока заморачиваться, всему свое время.

В тот день Рэми не появился, а я и не ждал, я вообще провел весь день в постели, отсыпаясь за все путешествие. Обед, я попросту проигнорировал, даже не притронувшись, ужин же, Аваль буквально в меня впихнул, согнав с кровати под предлогом отказа отвечать на вопросы. Естественно я послушался, разве такие угрозы игнорируют? Посмотрев на мою хоть и худую, но вполне нормальную, по сравнению с тем, что было после плена, фигуру, он поцокал языком, покачал головой и выдал непереводимый оборот, используемый чаще всего грузчиками в порту. Но, слава Лароху, говорить ничего не стал.

Нужно ли говорить, что эту ночь я вновь провел не в своей постели? Правда, на этот раз я вспомнил о существовании совести и отпустил старика через пару часов после полуночи, попросив принести мне из библиотеки что-нибудь почитать перед сном. В итоге, солнце уже встало, когда я завернулся в одеяло и крепко заснул. О визите Рэми, которому доложили о моих художествах стражники, я и не подозревал. Будить меня бывший друг на стал, лишь постоял у кресла, и прочитал корешок отложенных «Хроник Алласа», повествующих о годах войны и послевоенного становления.

На этот раз я проснулся четко к ужину, и даже успел помыться в приготовленной ванне. Завернутый в банный халат, чистый, и оттого счастливый, я предложил Авалю разделить со мной ужин, а если ему не помешает, то позвать в компанию Рона. Старик согласился. И этим вечером мы слушали рассказы уже вдвоем, уснув под утро рядышком на кровати. «Что-то я скоро совсем перейду на ночной образ жизни!», — мелькнула каверзная мысль, и я пообещал себе проснуться хотя бы до обеда.