Гильберт Бриссен - Книга Лазури

— Умоляю вас, юный сэр, не заставляйте меня разочаровываться в ваших умственных и лексических способностях. Да, все было именно так. Он настоящий мастер, он сумел повернуть Игру Алисы в новое русло. Даже Энджу оказался на это не способен. Увы.

— Кстати, он и впрямь поляк?

— Вы трайбалист? Печально. Впрочем, это неважно. Да, он родился в Варшаве в середине позапрошлого столетия, хотя звали его тогда не Анжеем, а Самуилом. Не думаете же вы, что японец по рождению мог в ту эпоху знать Розена или хотя бы его творения?

— Тогда…

— О, в Страну Восходящего Солнца он явился лишь в семидесятых годах двадцатого века, когда разыскивал спокойное место, чтобы закончить работу над Барасуишо. Увы! Бедная Кристальная Роза. Меня искренне печалит ее горькая судьба.

— Фальшивке — фальшье. Не вижу повода печалиться.

— Вы несправедливы. Что может удержать мастера во время вдохновения? Разве что боги. Но они никогда не вмешиваются в работу творца.

— Если бы этот творец знал свое место…

— Sus Minervam docet, простите мне мою прямоту. Мне кажется, не зная всей подоплеки происходящего, вы не можете здраво оценить ситуацию.

— Чего же я не знаю?

— Если вы внимательно читали произведение, то не могли не заметить, что создатели черно-белых хроник знают о случившемся только со слов самого Энджу — а значит, только то, что он сам пожелал им поведать. Кстати, именно эти две девушки стали одной из причин, почему он остался в Японии. Энджу нужна была огласка истории, нужны были сонмы читателей и зрителей, переживающих и соболезнующих героям — с той же самой целью, что и Кораксу. Он мог посетить писателя, художника или кинорежиссера, но бумага, холст или изображение на экране не могут вместить всю полноту высокой драмы Игры Алисы. Отправиться на Запад, где рисуют комиксы? Этот жанр приходит в упадок, да и изначально был не способен передать его замысел, давно и прочно уйдя в сторону зрелищных схваток и могучих мышц. Оставалось лишь одно молодое направление, идеально подходящее на роль глашатая. Ему достаточно было отыскать двух талантливых девушек, и он их нашел.

— Все это прекрасно, но чего я не знаю?

— О том, что предшествовало дню, когда молодой Джун решил завести — почти ничего. Перебрав все чувства и добродетели, вложенные Розеном в дочерей, молодой мастер остался недоволен. По его мнению, Алисе недоставало еще одной стороны, которую он жаждал воплотить и сделать творение учителя — хотя вряд ли Розена можно называть учителем, он никогда и никому не преподавал уроков, а просто первым вошел в Н-поле, показав путь остальным, — совершенным. Трагедия была в том, что в дополнение к гениальному уму и чутким пальцам мастер Энджу не получил от судьбы чистого сердца. Он никак не мог представить и определить для себя это чувство, постоянно теряя одни грани и наделяя его другими, но продолжал трудиться в исступлении, надеясь, что все-таки поймает ускользающую мечту. Alas, ему это не удалось. Кристальная Роза погубила его, а он — ее. По мере роста восхищения своим творением его цель все больше видоизменялась и в конце концов стала неузнаваема, заразив новорожденную. Она была изначально безумна. Несчастное дитя, жертва отцовской слабости, Барасуишо не воплощала ни одной добродетели в чистом виде, но была венцом слияния их всех в отвратительной смеси с алчностью и фанатизмом своего создателя. Она могла получить шанс стать Алисой, только если бы Семь Сестер, объединившись, очистили ее от скверны, выгранив священный кристалл из пустой породы. Но между сестрами нет мира, и конец ее был ужасен.

— Пфы. Она была слаба и не имела права участвовать в Игре. Хлам.

— Вы достойный почитатель Первой, юный сэр. Не удивлен, что мой родич Келли, как вы его называете, слегка помял вас.

— Снова «родич». Как это понимать?

— Мне казалось, вы имеете некоторое представление об идеальной математике. Я — демон Лапласа. А есть еще демон Максвелла, демон Кеплера — Келли, — и так далее. Конечно, это не значит, что меня зовут Лаплас или что знаменитый математик вашего мира имеет к моему возникновению какое-то отношение. Нас бесчисленное множество, но только некоторым, как вашему покорному слуге, оказали честь стать осознанными и воплощенными на бумаге в виде законов, выражающих нашу суть.

— И чем же занимается Келли?

— Ничем. Между нами говоря, он чересчур горд и не слишком-то разумен. Он воплощает собой идею эфира — всезаполняющей и всепроникающей субстанции. Нетрудно осознать, что любая асимптота в его пространстве, да еще столь острая на язык, как вы, действует на него, как плащ матадора на обреченного закланью.

— А твое… ваше тело? Вы тоже везде вокруг меня, а кролик в смокинге — лишь дырка, где вас нет?

— Отнюдь. Хотя в том пространстве все так и было бы. Но я — демон Лапласа, и мне посчастливилось быть изначально созданным всемогущим и всеведущим. Я очень быстро нашел способ инвертировать себя и вместил свою суть в эту оболочку, а неопределенность метнул наружу, чтобы затем нырнуть в нее. И вот я здесь, во плоти, или, точнее, в смокинге.

Решив, что параллель с Халфой мне послышалась, я пропустил ее мимо ушей.

— Погодите-ка. Вы сказали, что Энджу изучал кукол перед тем, как приступить к созданию своей. Но ведь тогда не было ни интернета, ни более-менее толковой связи, ни надежных источников информации. Как он вообще смог узнать о проекте Rozen Maiden?

— Продолжайте, юный сэр. Вы на пути к ответу.

— Он был… медиумом одной из них?!

— Браво! — белые перчатки несколько раз звучно сомкнулись. — Вы совершенно правы. Волей судьбы одна из сестер жила у него, когда он был еще совсем молодым. Он слушал ее рассказы и наблюдал сражения своей наперсницы.

Я уже открыл рот, чтобы спросить, кто именно была эта кукла, когда перед моими глазами всплыл отрывок того мерзкого «фанфика». Сразу стали понятны и злобно-оборонительный тон Энджу, и странная пассивность Четвертой. По моему лицу скользнула ухмылка. Вот и еще один кусочек паззла лег на место.

— Вы интересны, прыткий юноша. Даже юный сэр Джун, самый опытный среди вас троих, не забредал в Н-поле так далеко. Как вы намереваетесь вернуться?

— Неважно. Сперва я должен найти… Суигинто…

Я осекся, а потом, сжав голову руками, закричал от невыносимой муки. Меня наконец накрыло и растоптало осознание того, что этот ненормальный заяц мне недавно сказал. Все. Было. Именно. Так. Она действительно металась в удушливом тумане, терзаемая чудовищными кошмарами, которые наслал на нее этот негодяй. Сидела, свернувшись клубочком в пыли, измученная и опозоренная. И смеялась над шуткой того, чей обезображенный труп был недостоин валяться в грязи под ее ногами.

Огонь.