Три мудреца в одном тазу

- Наговор! Не потерял, а сломал! О голову ужасного чудовища!

- Да, до сих пор еще побаливает... – потер затылок Мельхиор.

Беркут подошел к Колобкову и тихо спросил:

- Иваныч, может не надо? Что-то мне боязно... Вдруг еще хуже станет?

- И то правда... – с сомнением посмотрел на волшебников Колобков. – Дурные деды... Василь Василич, ты как думаешь?

Фабьев, не отрываясь, пялился на Угрюмченко, все еще не в силах поверить, что этот орел – его товарищ по команде. Правда, белые перья на макушке очень напоминали седину пожилого механика, да и голос остался тем же, хоть в нем и появился непривычный клекот.

- Петр Иваныч, а может, сначала пробный эксперимент проведем? – предложил Чертанов. – Пусть этот бородатый на чем-нибудь другом попробует, и если все нормаль...

- Понял, - не дал ему закончить Колобков. – Вадик, шнель, принеси-ка сюда чего-нибудь размером с Петровича.

- А... э... а с того, какой он был, или какой сейчас? – задумался подросток.

- Какой сейчас. Петрович, сложи-ка крылья. Во... ну, почти что метр в высоту. У тебя перелом-то правда сросся?

- Оба целые, - с явным удовольствием взмахнул великолепными крыльями Угрюмченко-беркут. – Как молодой! Иваныч, а может, погодить немножко? Страсть полетать попробовать хочу... Всю жизнь под водой плавал, охота хоть разок в небушко порхнуть...

После того, как первый шок прошел, Угрюмченко перестал требовать, чтоб его срочно вернули к человеческому облику. Не потому, что понравилось быть птицей, а просто по причине осторожности – а вдруг и правда так расколдуют, что еще хуже станет? К тому же Петрович-беркут чувствовал себя лучше, чем Петрович-человек: пропали неприятные хрипы в груди, перестала шалить печень, давно изъеденная циррозом, и, хотя этого он пока еще не знал, бесследно испарился нарождающийся рак пищевода.

- Подушка пойдет? – приволок огромную подушку Вадик.

- Пойдет! Тоже с перьями! Гы-гы, Вадик, а ты где это такую подушищу нашел? У нас такие только...

- Ага, у бабушки, - расплылся в улыбке близнец. – Я у нее из-под головы вытащил.

- А я – вторую! – пропыхтел Гешка, тащащий вторую подушку, точно такую же.

Матильда Афанасьевна всегда спала на двух огромных подушках, положенных друг на друга. А третью, маленькую, клала под ноги.

- Бабку без подушек оставили?.. – сурово нахмурился Колобков. – Надо вас за это наказать!.. потом. А пока вот вам немножко мелочи на мороженое.

Близнецы приняли от отца две сторублевки и одинаково ухмыльнулись. Они уже давно выучили, что папа никогда не сердится, если подстроить бабушке Матильде какую-нибудь гадость. Наоборот, может слегка субсидировать наличными.

- Дед! – хлопнул Каспара по плечу Чертанов.

- А?! Что?! Я не сплю, не сплю! Чего надо?!

- Вот тебе экспериментальный полигон. Преврати подушку в человека.

- Да не в какого попало, а в Петровича! – дополнил Колобков.

- Э, э, Иваныч, не надо! – заволновался настоящий механик. – Зачем нам тут два Петровича?

- А мы одного за борт скинем.

- Не надо, Иваныч! А вдруг перепутаете и настоящего скинете?!

- Вы сами знаете, чего хотите? – сухо осведомился Бальтазар.

А с рук Каспара уже срывались миллионы крошечных искорок, несущихся к подушке. Они окутали ее плотным кольцом, постельная принадлежность начала вздуваться, расти... и вдруг резко лопнула. Только перья во все стороны полетели, да сиротливо опала на палубу рваная наволочка.

- Это мог быть я, - тихо констатировал Угрюмченко, невольно пряча клюв под крылом в чисто птичьем жесте. Орлиное тело начинало потихоньку сливаться с человеческими разумом и душой, привнося новые инстинкты и умения.

- Ничего страшного, у нас еще одна есть! – поспешил пододвинуть вторую подушку Колобков. – Давай, дед, попробуй еще раз! Только аккуратнее!

Каспар вновь послушно использовал заклинание. На сей раз подушка не лопнула. Наоборот, она со свистом сморщилась, почернела и в конце концов трансформировалась во что-то, больше всего похожее на сильно помятый уголек.

- Это тоже мог быть я, - встопорщил перья Петрович.

- Кого еще превратить в человека? – радушно предложил Каспар. – По-моему, у меня неплохо получается...

Все невольно сделали шаг назад.

- Не бойтесь, - широко улыбнулся Мельхиор.

Его слова мало кого ободрили.

- Предлагаю пока погодить, - выразил общее мнение Колобков. – Петрович, ты как считаешь?

- Да как... Орлом, конечно, хуже, чем человеком, но зато лучше, чем... чем тем, что может выйти.

- Петрович, а как ты теперь дизель-то чинить думаешь? – возмутился Фабьев.

- Так он пока вроде работает...

- А если, тьфу-тьфу, к черту, вдруг сломается?

- А Серый у нас на что?

Чертанов втянул голову в плечи. Он разбирался исключительно в компьютерной технике. Ну и еще в смежной – всякое видео-аудио, фотоаппараты, ксероксы и прочее добро, которое можно подключить к компьютеру. Но он отлично понимал, что если попытается это объяснить, то вызовет лишь возмущение Колобкова и требование отчитаться за раздутую зарплату, выплачиваемую непонятно за что.

- А теперь научите меня летать, - потребовал Угрюмченко, нетерпеливо подпрыгивая на кривых лапах. – Вот научусь, буду заместо впередсмотрящего. Покумекай, кэп, сколько сразу пользы!

Фабьеву мысль понравилась. Действительно, иметь на судне летающее существо, способное подняться высоко-высоко и посмотреть, что там вдали, было бы очень полезно. Тем более, если у него орлиное зрение.

Тепорий в воздухе окончательно перестал светиться – наступила эйкрийская ночь. Вода, днем удивительно прозрачная и освещенная, обернулась чернильно-черной жидкостью. «Чайка» превратилась в плавучий маяк – зажглись ходовые огни, включились все лампы и, конечно, мощный прожектор.

Колобков все-таки загнал сыновей спать, но зато вместо них проснулась Оля. Ее превращение Петровича несказанно обрадовало – подумать только, живой орел! Хотя вредный папка не разрешил дергать его за хвост и гладить клюв.

Обучение Угрюмченко полету шло довольно вяло – у него ничего не получалось. Он старательно взмахивал крыльями, но делал это чисто механически, как машут актеры, одевшиеся птицами. И, конечно, результат выглядел довольно жидко. Гена с Валерой несколько раз подбрасывали огромного беркута в небо, но из этого тоже ничего не вышло.

- Когда мама-орлица учит орлят, она выкидывает их из гнезда, - поведала Света. С больным немцем сейчас сидела Зинаида Михайловна. – Дядя Петрович, может...

- Нет уж, дочка, на такое я не согласен, - отказался беркут. – Я уже старый, тебе меня что, не жалко? Хорошо, если полечу, а вдруг да нет? Надо другое чего-то придумать...

- Сейчас...

- ...на примере...

- ...покажем! – пропыхтели близнецы, тащащие связанного птеродактиля.