Кирилл Кащеев - Хадамаха, Брат Медведя

– Устал, как пес ездовой, – прикрывая глаза и откидываясь к стене, вздохнул он.

Следом за тысяцким Хадамаха неуверенно шагнул внутрь. Вроде бы делать тут ему совершенно нечего, но Советник распорядился идти за ним… – Дверь закрой, – не открывая глаз, буркнул Советник.

Тысяцкий метнул на мальчишку бешеный взгляд, и Хадамаха наконец сообразил, что обращаются к нему. Торопливо захлопнул створку.

– Чурбанки голубоволосые! – зло выдохнул Советник. – Как южане говорят – чуды!

– Благодари господина Советника! – прошипел тысяцкий, тыча Хадамаху в спину, чтобы тот поклонился. – Если б не он, ты б сейчас в храмовом подвале палача ждал!

– Да брось, – небрежно отмахнулся от благодарности Советник. – Не будь эта старая голубоволосая ведьма так глупа, мальчишку б и отмазывать не пришлось! Да, вырождается Храм, вырождается, – наливая себе араки из кувшина в кубок, задумчиво сказал Советник. – Если даже настоятельница не в состоянии сообразить, что заговор детей ей доказать не удастся, потому что это просто-напросто нелогично, то что уже говорить об обычных жрицах!

«Был бы тут Донгар – обязательно спросил бы, что такое нелогично», – все еще замороженно подумал Хадамаха.

– Только и умеют, что приношения требовать, – зло скривил губы Советник. – По Югрской земле не только стойбища в запустении, но и города уже в руинах, а они врагов выискивают! Как бы кто в их драгоценном храме на пол не плюнул!

– Верховные Айгыр и Демаан… – осторожно начал тысяцкий.

– Не знаю, что тут делала Айгыр, но Демаан явилась вовсе не из-за бедствия, – живо перебил его Советник. Даже обычная отрывистость речи у него исчезла. – Этот моток грязных тряпок утверждала, что здесь скрывается черный кузнец! Она б еще черного шамана поискала! – Голос его звучал странно – вроде бы едко, но в этом сарказме слышалась и неясная задумчивость. Словно бы он сомневался: а так ли уж глупа Демаан, охотясь за мифом тысячедневной давности. – А потом обе верховные исчезли. – Он резко поднялся и встал перед Хадамахой, поигрывая аракой в кубке. – Давай, мальчик, рассказывай. Что там на самом деле произошло с этой пропавшей жрицей?

Хадамаха растерялся. Нет, можно было догадаться, что Советник не отпустит его просто так, что будет допрос, но Хадамаха почему-то об этом не думал. Перед его глазами все еще пылал проклятый Алый огонь и бесновалось чудище с Огненным жалом, и жрица Кыыс молила не отпускать ее. У него еще отчаянно болели надорванные мышцы, а обпеченное жаром лицо было как тугая маска из плохо выделанной кожи. И обычная нормальная комната с укрытой мехами лежанкой и берестяными свитками на столе казалась более нереальной, чем гудение Рыжего огня. Казалась сном. И на простой вопрос – что произошло? – не было ответа. Он беспомощно поглядел на тысяцкого, потом на Советника. Ну как объяснить этим разумным и нормальным, верящим только в доказательства и логику мужикам – таким же, каким был недавно сам Хадамаха! – что мир на самом деле не разумный, не нормальный и логики в нем совсем мало! Что внутри Храма Голубого огня прячется Рыжий, у знаменитого игрока Содани Огненное жало в… одном месте, он шляется по храму и Нижнему миру в полупаучьем облике и жриц приворовывает, а у Ковец-Гри-шамана одна тринадцатидневная девчонка – самая сильная голубоволосая ведьма наших Дней – вместе с черным кузнецом и черным шаманом задумывает взорвать храм, так что заговор детей и впрямь существует! Да услышав такое, Советник лично его в подвал храма отволочет, чтоб не завирался! Хадамаха почувствовал, что готов возненавидеть проклятую троицу – с самого их появления в городе его жизнь превратилась в полный шаманский бред!

– Я… я сам толком не знаю, – пробормотал Хадамаха. – Я заблудился, жрица Кыыс меня нашла, стала ругать, велела убираться из того зала. Я пошел, а потом вдруг вспыхнул такой свет, что я прям ослеп. А когда снова видеть стал – жрицы Кыыс уже не было, зато других жриц набежало превеликое множество.

– И ты, мужчина, стражник, даже не пытался жрице помочь? – с недоверчивой укоризной покачал головой Советник.

А вот на «слабо» брать не надо! Он же по соседству с языкатыми Амба вырос – с тех, кто легко поддавался на «слабо», еще в медвежатах шкуру спускали. Хадамаха столь же укоризненно поглядел на Советника в ответ:

– Ну как же не пытался – а за одеялами кто ходил?

– Понятно, – голос Советника потяжелел, и он пристально уставился на Хадамаху. Мальчишке казалось, что взгляд его, острый, как нож для обдирания туш, снимает кожу с головы и Советник отлично видит прячущуюся внутри ложь.

«Все-таки не миновать подвалов», – безнадежно подумал Хадамаха.

Но тут Советник неожиданно отвернулся.

– Жаль, что ты ничего не видел, – вздохнул он, прихлебывая из кубка. – Все это странно, очень странно. Указы еще храмовые… Ты знаешь, что их было два? – обратился он к тысяцкому. – Первый – одновременно с появлением Айгыр. Закрытый, только для храмовой стражи, на арест молодой жрицы…

Хадамаха едва не кивнул – точно, когда Пыу за Аякчан ходил, а та его выпороть велела.

– А вот второй – на арест девочки, что выдает себя за жрицу! – Советник сильно надавил на последние слова. – И еще двух мальчишек – и вот с этим-то приказом непонятно, откуда он взялся. Айгыр и Демаан к той поре уже исчезли.

– Да с храмовыми приказами вообще ерунда получается, господин Советник! – влез тысяцкий. – Представляете, давеча бежит по улице купчина – солидный, толстый, парка богатая, а без штанов! Я думал, пьяный, хотел его вязать, а он сам в караулку – шасть! Приказчики у него в лавке, кричит, указу сопротивляются, как жрицы, с голым задом, ходить не хотят. Так не пошлю ли я караул, чтоб с них, значит, штаны поснимать, а то ему перед Храмом отвечать неохота. Насилу его успокоили. Я тогда думал – подшутил над ним кто, а сейчас, с этими храмовыми указами, уж и не знаю, – тысяцкий развел руками.

Хадамаха почувствовал, что его начинает разбирать смех – нелепый, дурацкий и неудержимый. Он сжался в комок, пытаясь остановиться, но смех тут же прорвался мелкой дрожью и коротким, похожим на всхлип, хихиканьем. Советник некоторое время смотрел на него – и протянул ему свой кубок с аракой.

– На, хлебни, полегчает. Что, сильно перетрухал, парень?

Сцепив постукивающие зубы, Хадамаха поглядел на кубок и отрицательно мотнул головой:

– Ничего я не перетрухал!

– Напрасно, – наставительно сказал Советник. – Храма бояться надо. Вон, голубоволосые уже своих арестовывать повадились. Чуют, что их время уходит… голозадые, – усмехнулся он. Его пальцы задумчиво постукивали по ободку чаши. – Демаан приехала сюда за черным кузнецом. Среди горожан ходят слухи, что в городе камлает шаман – это Ночью-то! В самом храме гуляют истории о девчонке, которая вроде бы чэк-най остановила. А когда мы с тобой, парень, на улице встретились, ты арестованных вел. – Он снова пристально уставился на Хадамаху, и тот понял, что рано расслабился. – Девчонку, мальчишку из южных кузнецов и мальчишку-шамана – ты еще его бубен под мышкой нес!