Slav - Центр круга

Но Гилберт Харроу оказался сообразительнее других.

— Свенсон, дрянь такая!

Здесь прозвучал глухой удар, Свенсон охнул:

— Ай!.. Ребята, вы чего? Я же на Реддла.

— А нас зачем будить? – рявкнул с ожесточением Дирк Дейвис.

Послышались нетерпеливые аплодисменты и выкрики Стайна:

— Баталия! Даешь баталию!

— Поколотить негодяя! – поддержал Хью Хоппс.

— Подушки на изготовку–у… – прогорланил Уорлок, через мгновение затишья рявкнул во всю дурь: – Пли!

— Бей его, праведника! – вопил Пиклс счастливо.

Дальше слышались только смех, охи и ахи обычной мальчишеской потасовки, беззлобной, но основательной, как и детство всего лишь репетиция перед взрослой жизнью.

Том с улыбкой полного удовлетворения отлепился от двери, Николас стоял неподалеку, качал головой:

— И обязательно это было делать? Мог бы и стерпеть.

— Терпение – удел слабаков, – отбрил Том. – Хочешь, терпи, а мне не навязывай.

Николас нахмурился, засопел, но Симон одернул его за рукав.

— Не вмешивайся. Мартину все равно за дело досталось.

Сердитость на лице Николаса сменилась примирительной улыбкой, подмигнул Тому.

— Я досадую только на то, что сам не могу поучаствовать. У нас у каждого к Мартину должок имеется.

— Всего–навсего скажи когда, – хмыкнул Том, – и я устрою тебе такую возможность.

Когда они добрались до столовой, дежурные других групп уже вовсю накрывали на столы. Тучная кухарка за раздаточным столом, как дирижер палочкой, размахивала половников, почти мужским басом отдавала указания. Девочки поглядывали на нее с неприкрытой злобой, от голоса кухарки вздрагивали, проливая тыквенный сок в овсянку.

Том даже и не подумал броситься к раздаточному столу. Сел на свое привычное место, уложил голову на скрещенные руки, блаженно прикрыл глаза. Николас опешил, открыл рот, чтобы всерьез возмутиться, но Симон жестом опять остановил ему, мол, иди, сам разберусь.

— Том, ты палку не перегибаешь?

Том поднял на него покрасневшие от усталости глаза, спросил негромко:

— Симон… ты ночью спал?

— Нет, ты же знаешь.

— И я не спал, – кивнул Том мирно, – А сейчас спать хочешь?

— Нет.

— А я хочу! – рявкнул Том так, что девочка неподалеку вздрогнула всем телом и выронила стакан. – Представляешь, какая несправедливость?

Симон оглянулся на растерянную девочку, улыбнулся Тому одними глазами.

— И?

— Просто, не трогайте меня до начала завтрака, хорошо?

— Ладно. Появятся монахини или Свенсон, предупрежу кашлем.

Том состряпал благодарную улыбку:

— Всегда ценил в тебе сообразительность.

Кажется, задремал‑то всего на минуту, и легкое касание плеча, мгновенно разбудило.

— Уже? – вскинулся Том.

Симон как раз садился рядом, успокаивающе кивнул.

— Некоторые группы уже пришли, скоро и наши подойдут.

Николас сел напротив их, рассерженный чем‑то, обвел взглядом столовую.

— Кажется, ты прав Симон…

— Говорю же, она на меня чуть кашу не вывалила…

Том потер глаза, вклинился с вопросом:

— Вы это о чем?

— Элеонор и еще некоторые девчонки не в духе, – ответил Симон.

— Из‑за того, что остаются в приюте, – прибавил Николас.

Том тоже огляделся, подметил недовольные лица, поджатые в обиде губы, махнул рукой:

— Переживут.

У дверей столовой образовался наплыв сирот, без суеты и толкотни – везде придирчивые взгляды монахинь – рассаживались на привычные места. Том уже углядел рыжего Пиклса. Николас вдруг хлопнул по столу, сообщил полушепотом:

— А знаете, кто будет злиться больше, чем девчонки?

Том и Симон переглянулись, и Николас подмигнул, обернулся к соседнему столу:

— Уорлок! Как тебе новый день?

Уорлок с опаской покосился на сестру Люк, что стояла всего в нескольких шагах, потому ответил Николасу лишь движением губ:

— Отвали.

Но Николас не собирался униматься.

— Стукач – редкий зверь! Его надо беречь и в город не выпускать.

Уорлок позеленел лицом, до побелевших костяшек на пальцах сжал ложку.

— Ламбет, – одернула сестра Люк, – не сквернословьте на товарища, иначе мне придется заняться Вами всерьез.

— Извините, сестра, больше не буду… – ретировался Николас мгновенно, а Том и Симон услышали тихое: – …при Вас.

Кругом рассаживались, к их столу уже присоединились Матильда, Элеонор, Пиклс, Мартин… Дирк Дейвис после вчерашнего на свое место вернуться не пожелал.

Уорлок смотрел на их троицу с откровенной ненавистью, пальцы уже согнули алюминиевую ложку пополам. Том не смог отказать себе в удовольствии ответить ему улыбкой. Николас же не повеселел, стал еще сумрачнее.

— Ты чего? – спросил чуткий Симон.

— Холла помнишь?

— Того, что в карцере?..

Том нетерпеливо кашлянул:

— А я все еще тут!

— Прости, – извинился Николас, – мы о Джоне Холле говорим. Ему, вроде, девять и он урожденный. Мальчишка имел неосторожность указать Уорлоку на причину его появления в приюте. В резкой форме, разумеется. Уорлок промолчал, и о перепалке забыли. А на следующий день Холл пропал, монашки нашли его только через двое суток, в старом карцере, голодного, грязного и перепуганного до смерти.

Том в задумчивости покусывал губу.

— Изощренно…

— Мы смирились с тем, что Уорлок стукачит монахиням, – продолжал кипеть Николас, – но случай с Холлом… это уже выше моего терпения.

Пиклс придвинулся к ним ближе.

— Что предлагаешь?

Николас покосился на Свенсона: с него станется проболтаться.

— Ничего определенного, лишь предлагаю поразмышлять об этом на досуге…

— Без меня, – предупредил Том мгновенно.

К нему обратились удивленные взгляды. Николас возмутился в сердцах:

— Том, ты всегда был рад насолить любому пришлому… а Уорлоку вдвойне. В чем дело?

— Дело в «был». Теперь мне это не интересно.

Глаза Николаса сверкнули гневом, Том же смотрел ровно, без эмоций. Пиклс поспешно отодвинулся к девочкам, а Симон, как бы к слову, заметил:

— В город не выпустят тех, у кого будут замечания по поведению.

Николас глянул на него, затем на Тома, во взгляде отразилось осмысление:

— Так хочешь попасть в город?

— Так не хочу оставаться в приюте, – парировал Том.

Все взялись за завтрак. Элеонор еще долго бухтела в тарелку о несправедливости, беззаконии, движении суфражисток и каменном веке. Том терпел, сколько мог, но потом предложил Элеонор свою нетронутую порцию овсянки, объяснившись:

— Хоть заткнешься, пока будешь пережевывать.

Элеонор оскорбилась и умолкла. Маргарет благодарно подмигнула Тому, а Пиклс, памятуя об отданном ужине, взялся уничтожать его овсянку. Взамен отдал два куска хлеба, которые Том сразу же припрятал. Под дробный стук ложек о тарелки, хлюпанье и причмокивание он скучал: увлекся стаканом с чаем, сдувал белесый пар, несколько раз пытался зачерпнуть его ложкой.